— Ну-ну, — ухмыльнулся слуга, — нечего огорчаться. Когда подрастешь, то располнеешь и станешь красавицей, как настоящая леди.

— Мне уже двадцать лет! — сказала она, сощурившись.

Слуга в смущении откашлялся:

— Ну и скажи спасибо, что так выглядишь. А сейчас пора приниматься за дело, уже смеркается. Я принес кое-какую мальчишескую одежонку, так что, как только переоденешься, тронемся в путь. Мне нужно вернуться, прежде чем меня хватятся. Граф любит знать, где обретаются его слуги.

Мысль о том, что из-за нее ему может грозить опасность, заставила Аликс двигаться быстрее. Она взяла протянутый сверток и в одно мгновенье спряталась за деревьями. В считанные секунды она сбросила свое платье и белье, однако мальчишеские одеяния были ей в диковинку. Плотной вязки штаны-чулки доходили до талии, и она надежно затянула их. Взяв полотно, Аликс постаралась сдержать вздох разочарования, когда поняла, что ей почти нечего перевязывать. Потом настала очередь полотняной рубашки, тонкой и мягкой, за ней — тяжелой шерстяной рубахи с широкими рукавами, и поверх всего этого она надела длинный дублет из жесткой, плотно связанной шерсти. Дублет спускался ниже бедер и был красиво вышит золотой нитью. Еще никогда такая богатая одежда не касалась ее кожи, и Аликс почувствовала, как постепенно переставали саднить места, натертые платьем из грубой шерстяной ткани. «А как удобна эта мальчишеская одежда!» — подумала Аликс, подскакивая то на одной, то на другой ноге.

Натянув сапожки, доходившие до колен, и зашнуровав их до щиколоток, Аликс взяла из груды старой одежды свой золотой пояс и надела на талию, под дублет и шерстяную рубаху. Кончив одеваться и завязав на талии вышитый длинный кушак, она вышла к слуге.

— Хорошо! — похвалил он, поворачивая и внимательно осматривая ее. Взглянув на ее ноги, он нахмурился: они были гораздо красивее, чем бывают у мальчишек. — А теперь займемся волосами. — И он достал ножницы из сумки, висевшей у него на боку.

Аликс отступила назад, схватившись рукой за длинные прямые пряди. Она не стригла волосы ни разу в жизни.

— Ну давай же, — поторапливал человек. — Становится поздно. Это всего лишь волосы, девушка, и они вырастут снова. Лучше их остричь, чем сжечь вместе с головой на ведьмовском костре.

Взяв себя в руки, Аликс повернулась к нему спиной и подставила голову. Странно, но, как только часть волос упала, голове стало удивительно легко, и это ощущение никак нельзя было назвать неприятным.

— Посмотри-ка, они завиваются, — сказал мужчина, пытаясь утешить Аликс в эту страшную для нее минуту. Закончив работу, он оглядел Аликс со всех сторон, одобрительно кивая при виде волн, обрамляющих ее проказливое личико. А про себя подумал, что короткие волосы и мальчишеская одежда идут ей больше, чем ее собственное безобразное платье.

— Но почему? — спросила она, глядя на него. — Вы служите человеку, который убил моего отца. Почему же вы помогаете мне?

— Я нахожусь при этом парне, — Аликс поняла, что он говорит о Пагнеле, — с его младенческих лет. У него всегда было все что угодно, а отец научил его брать даже то, что ему иметь не положено. Иногда я пытаюсь возместить ущерб от его проделок. Ты готова?

Было очевидно, что ему не хочется больше говорить об этом.

Аликс взобралась на смирного коня, устроилась за спиной слуги, и они поехали опушкой леса к северу. Пока они ехали, слуга Пагнела наставлял ее, как следует поступать, чтобы не выдать себя. Она должна ходить по-мальчишески, выпрямившись и широко шагая. Ей нельзя смеяться по любому поводу или плакать, нужно научиться ругаться, нельзя часто мыться, надо чесаться, плеваться и не бояться работы, таскать тяжести и спокойно относиться к грязи и паукам.