— За цветочками поухаживать?

За прошедшие дни белобрысая Ведьмочка выдернула все сорняки, взрыхлила землю, аккуратно обложила клумбу камешками, подсадила к фиолетовыми лилейникам такие же тёмные флоксы, подстригла вокруг траву при помощи извлечённой из сарайчика косилки. А я даже не знаю, где от этого сарайчика ключ.

— Типа того, — немедленно помрачнела Швабра.

— А чего она у себя дома такую клумбу не заведёт? — поинтересовался я.

— Чтоб у тебя черти язык вырвали, босс! — крикнула внезапно девушка и выбежала на улицу.

Очень эмоциональная барышня.

***

«Утренний клушатник» называет Швабра это собрание. Первый случай, когда девушка отказалась от денег из принципа. Пока не предложил ей обслуживать утром дамский столик, думал, что такое вообще невозможно.

— Они дают хорошие чаевые, — соблазнял я. — А ты всё равно болтаешься без дела, пока каникулы.

Меня, если честно, «клушатник» бесит — денег они бару приносят чуть, потому что основная прибыль — выпивка, а дамы с утра не пьют. При этом нервов требуют чертовски много. Сбросить их на Швабру казалось мне хорошей идеей, но она оказалась категорически против.

— Не, босс, — сказала она решительно, — у меня обезвоживание начнётся, столько плевать.

— Что так?

— О, я знаю, как это будет выглядеть! Вот, представь, я такая подхожу к их столику…

Швабра чеканным шагом промаршировала к столу и обращаясь в пустоту спросила: «Что будете заказывать?» Тут же села за столик и, приняв надменный вид, сама себе ответила чрезвычайно противным сюсюкающим тоном: «Ах, бедная девочка! Как жаль, что тебе приходится работать в столь юном возрасте! Все эти туалеты… Фи! Принеси-ка нам для начала кофе…»

Девушка вскочила и сделала вид, что записывает заказ и уходит, потом быстро села на другой стул, скорчила скорбную рожу и сказала: «Эта девица… Как её можно допускать к работе с приличными людьми? Да от неё смердит!» Перескочила на соседнее место, изобразила лицом что-то совсем уже гадкое: «Я не понимаю, почему она вообще учится в городской школе? Там же наши дети!» Новая смена места и выражения лица: «Таких, как она, вообще нельзя учить, даже грамоте! Сразу начинают думать, что им всё позволено!» Снова на первый стул: «Ах, и не говорите! Отродье, как есть отродье!» Швабра махнула рукой и встала, не закончив мысль.

— Всё так плохо? — уточнил я.

— Даже хуже. Мне нужны деньги, но их чаевые я забила бы им в глотки шваброй. После того, как наплюю им в пирог и нассу в кофе, разумеется.

— В кофе сложно нассать, чашки маленькие.

— Я бы очень постаралась, босс. Так что не проси меня их обслуживать, ладно?

— Как скажешь…

***

— Прошу, дамы, — пришлось открыться раньше, не заставлять же ждать десять минут женщин, не умеющих смотреть на часы?

— Латте, — небрежно бросает Директриса Чизкейк, — и чизкейк.

Директриса — это не должность, а принадлежность. Супруга Директора. Стервозная, но очень ухоженная дама возраста тридцать плюс. С неё-то и начался «клушатник». Точнее, с того, что Односолодовый Директор решил со мной «серьёзно поговорить». Он и раньше порывался, но всё время ему была обстановка не та: то Училка не того цвета, то Калдырь не в том состоянии, то Помойка Бурбон воздух озонирует. А в тот раз ему повезло, бар был пуст.

— Лучший односолодовый, — велел он.

Ну, разумеется. Для него и держу эту пафосную бутылку. Каждый раз так и подмывает проверить, отличит ли он дорогое, как жидкая платина, пойло от обычного вискаря, если налить в ту же тару? Но это было бы как-то не по-барменски.