— Волъфсон. К вашим услугам.

Склоняя на грудь голову, задержал взгляд на сияющем бриллиантами ордене на лацкане парадного френча Кейды. Сам старый Функ ему сказал: «Приехал вместе с племянницей. Ей фюрер лично вручил Рыцарский крест». Барон Функ не без умысла нагонял страху на и без того дрожавшего за свою родословную банкира. За время войны Волъфсон до отказа набил свои стальные сейфы золотом. Кредитами и ссудами под большие проценты, залогами, выкупами и перепродажами он разорил всю округу, и чем хуже были дела в Германии, тем больше смелел Волъфсон. И уже барон Функ жил в долг, и всю власть он купил на корню, и теперь хотел прибрать к рукам замок Функов и по тайному сговору с Ацером продать ему за огромную сумму. А тут вдруг эта… юная фея!

«Неужели… сам фюрер вручил ей крест? — жгла мысль, когда он целовал руку баронессы, — Её–то на улицу не выбросишь!..»

Сбивчиво и невнятно, комкая слова и целые фразы, заговорил:

— Мы рады, нам приятно… Мне старый барон о вас… Кейда показала на стул.

— Садитесь, брат.

— Брат?..

— Да, брат! — перебила Кейда. — И наш отец — Слиозберг.

Банкир шумно засопел, весь сжался, как под холодным душем.

— Слиозберг?.. О-о… Я стар. Я плохо соображаю.

— Вам привет от него, — продолжала Кейда загадочно.

Крепко обхватила цевьё русского автомата, протянула Паулю.

— Вставьте диск с патронами.

И когда Пауль снарядил оружие и подал ей, она ловко вскинула его и выпустила в мишень длинную очередь.

Повернулась к банкиру:

— Он вас любит, шлёт привет.

Понижала голос до шёпота, прерывала речь, порывисто хватала со стола то парабеллум, то «ТТ», стреляла в одну мишень, в другую…

Павел Николаевич подробно проинформировал её о следующем. Слиозберг — адвокат из России, в 1932 году создал во Франции масонскую ложу «Бнай Брит».

Главная её цель — не борьба с антисемитизмом, а с ассимиляцией евреев. Она выступала против браков с гоями. Бнайбритовцы утверждали, что смешанные браки для евреев — страшнее немецкого расизма. Гитлер, боровшийся за власть, очень нуждался в денежных средствах и, черпая миллионы у евреев–банкиров, тайно или явно входивших в ложу «Бнай Брит», долго и после прихода к власти не запрещал эту ложу, а функовскому другу и банкиру даже прислал орден за верную службу.

«Но вот эта птичка!.. Как понять шельму?.. Про ложу чирикает. Да я это от жены скрываю!» — думал Вольфсон, продолжая стоять у плеча баронессы и с ужасом ожидая новых сюрпризов.

— Какую сумму… я вам должна?

— Не понял… — склонился над столом банкир.

— Должны вам сколько? — сухо, не поворачиваясь к банкиру, спросила Кейда.

— A-а… Да, да… Ах, сумма? Марки, марки у нас не идут. Счёт на золото…

— Марки не идут? — в рост поднялась Кейда, — Рейхсмарки? Валюта фюрера?

— Нет–нет, — залепетал Вольфсон. — Я не говорил. Ничего этого не говорил. Я хотел сказать, — замок не марок стоит, а золота русского, червонного. Банки живут по своим законам…

— Сколько? — прервала его Кейда.

— Позвольте сказать? Деньги бывают всякие. Лучше всего, — когда золото, а оно, золото, на вес идёт…

— Сколько?

И Кейда вновь палила в мишени. Вольфсон спрятался за её спину, вздрагивал при каждом выстреле и чуть приседал.