— Черт! — Женя поморщился, пожал плечами. — Проверить не могу, придется поверить на слово. И как же они это сделали? С помощью колдовства?

— Проповеди, пышные богослужения, общедоступные больницы, но самое главное — бесплатные гимназии, университеты и школы. Школы с высочайшим уровнем преподавания, в которые мог поступить любой желающий, школы с высочайшим уровнем веротерпимости. Они принимали к себе хоть протестантов, хоть православных, хоть даже язычников и не требовали менять веры.

— Как это? — не поверил своим ушам молодой человек.

— А зачем? Иезуиты первыми сообразили, что ласковое слово эффективнее угрозы. Проведя несколько лет в школах, насквозь пропитанных католичеством, изучая науки, пропитанные католичеством, участвуя в религиозных диспутах, в которых неизменно побеждали католики, ученики в большинстве не только сами обращались в папскую веру, но убеждали в такой необходимости своих родственников. По свидетельству современников, порою поляки и литовцы принимали крещение целыми селениями, отказываясь и от лютеранства, и от православия. А вот теперь вернемся к нашим баранам.

— Надеюсь, ты намекаешь не на меня?

— Увы, в этот раз больше всех опростоволосилась я, — поморщилась девушка. — Меня слишком заворожил убрус, и я думала только о нем, забыв про главное оружие иезуитов. Про школы! Тебя пытались убить из-за таинственной школы возрастом в сотни лет, верно? Каждый раз, когда мы пытались поймать ее за хвост, выяснялось, что в эпоху иезуитов монастыри с этими школами уничтожались, верно? Но ведь это могло происходить вовсе не потому, что орден гонялся-то за убрусом. Иезуиты от него, конечно, не отказались бы. Но главным был вовсе не он. Орден пытался захватить Российскую империю. Чужие школы мешали ему привлекать учеников в свои. И он пытался эти школы уничтожить. Это была война, настоящая. Только война не ружей, пушек и копий, а война школ. Война, в которой сама императрица выступала на стороне завоевателей. И судя по тому, что мы все еще не католики, в этой войне победили именно мы.

— Ч-черт! — отставил чашку Леонтьев. — Похоже на правду… Наверное, убрус стал для них всего лишь побочным призом. Который, впрочем, они все равно не получили. Но только почему в меня стреляли? А подвешивали над костром? Похищали из гостиницы?

— Допустим то, что про убрус иезуиты узнали случайно, уже попав в Россию, — отмахнулась девушка. — Просто теперь уже никак не могут успокоиться. Забудь на время про орден, Женя! Давай вернемся к школам. В начале девятнадцатого века иезуитов запрещают, война школ заканчивается. Но вот что интересно: из закрытых орденом монастырей восстанавливается всего один. Все остальные открыты только сейчас, в наше время. Как думаешь, почему?

— Учитывая то, как храбро они стреляют в сотрудников Счетной палаты? — Молодой человек пожал плечами. — Надо полагать, древняя тайная организация набрала силу?

— Именно! — обрадовалась Катя. — Они обрели власть и начали восстанавливать свои заброшенные веками назад святыни.

— Вообще-то я пошутил, — усмехнулся Женя.

— А я — нет! — воскликнула девушка.

— Тише, маму разбудишь! — вскинул палец к губам Леонтьев.

— Извини.