Шиера, Хайел или кто то иной принял решение разделить силы Отшельничьего, но оно явно было ошибочным. Креслин и Мегера еще работали с ветрами, а два вооруженных отряда порознь отправились зачищать побережье в надежде, что уцелевшие враги разбегутся, как в свое время хаморианцы. Но норландцы собрались вместе, и поспешивший к побережью отряд столкнулся с превосходящими силами противника.

Использовать ветра...

– Даже не думай об этом!

– Почему?

– После последнего шторма ты ослеп. Да и я чувствовала себя ненамного лучше.

– Атакуем ближайших, – говорит Креслин, обнажая короткий меч, и быстро скачет к песчаному гребню, который удерживает горстка защитников против вдвое большего отряда норландцев.

Песок глушит топот копыт, позволяя шестерым всадникам неслышно приблизиться к нападающим и обрушиться на них сбоку.

Клинок Креслина вспыхивает, и враг падает на землю.

– Регенты! Регенты!

Крик эхом отдается от дюн, вспениваясь как высокий прибой. Креслин яростно орудует мечом.

Левую руку опаляет огнем, однако это не прерывает движения клинка по смертоносной дуге.

«...регенты!.. регенты...»

Креслин разворачивается, направляя лошадь вверх по песчаному склону и срубая на скаку еще одного противника.

Останавливается он, лишь осознав, что на песчаной возвышенности не осталось ни одного живого норландца, там только Хайел, Клеррис и их солдаты. Русоволосая воительница торопливо осматривает тонкий порез на руке Мегеры.

– Это ерунда, – говорит запыхавшаяся Мегера. – Едем дальше.

Кивнув, Креслин направляет Волу туда, где между увязшими в песке форштевнями двух норландских фрегатов обороняется самая большая группа островитян. Он чувствует пульсирующую боль в руке Мегеры, но это не мешает ему, подняв меч, устремиться на подмогу теснимым воинам Отшельничьего.

«...регенты... регенты...»

Сразив еще одного врага, Креслин разворачивается, и в его плечо вонзается стрела с красным древком. Еще не успев в полной мере ощутить боль, он вскидывает глаза и видит на палубе дальнего норландского корабля почти дюжину лучников.

– Цельте в того, с серебряной макушкой! В него и в рыжую!

Боль пронзает правую руку Креслина, и ему с трудом удается удержать меч. А Мегера уже безоружна, и обе ее руки горят огнем.

Не видя выхода, Креслин роняет клинок и, развернув свою вороную, хватается за ближайшие из высоких ветров, чтобы обрушить на врагов их силу.

– Не промажь! В серебряную башку! – слышатся крики стрелков, заглушаемые воем усиливающегося с каждым мгновением ветра.

Упав на шею кобылы, юноша из последних сил скручивает воздушные потоки.

Рядом с судном, с которого летят стрелы, вспыхивает молния.

– Целься лучше!

Он тянет на себя приближающийся шквал, когда очередная струя обжигает его – или Мегеры? – правое бедро.

– Спасайте регентов!

Паника в голосе Хайела заставляет Креслина буквально вывернуться наизнанку, напрячься выше высочайшего предела своих возможностей.

Вороная кобыла взбрыкивает и спотыкается, но обожженная рука всадника крепко удерживает повод.

Ледяной шквал обрушивается на судно, скашивая стрелков одним смертоносным взмахом.

Креслин осаживает лошадь, ожидая, что будет дальше. Крики и лязг мечей стихают, и он остается с болью не своих ран и с окружающей его тьмой.

– Господин регент!

– Да? – Креслин не видит говорящего и не ощущает рельефа местности, но слышит, что голос доносится как бы снизу.

– Что нам делать?

– А сколько народу у нас осталось?

– Около половины.