3

Долгий кришнанский день умирал. Когда Энтони Феллон открыл собственную дверь, его движения стали осторожными. Он тайком проскользнул внутрь, снял свой пояс с рапирой и повесил его на вешалку.

Он постоял, прислушиваясь, затем на цыпочках прошел в комнату. Достал с полки два маленьких кубка из натурального хрусталя, изготовленных умелыми руками ремесленников Маджбура. Они были единственной ценной вещью в этой убогой маленькой комнате. Феллон приобрел их в один из удачных периодов своей жизни.

Феллон откупорил бутылку (кришнанцы еще не знали навинчивающихся крышек) и сделал два глотка квада. При звуках льющейся жидкости женский голос на кухне произнес:

– Энтон?

– Это я, дорогая, – сказал Феллон на балхибском. – Твой герой вернулся домой...

– Да уж герой! Я надеюсь, ты насладился праздником. Клянусь Апериком– просветителем, я стала бы рабыней за все эти развлечения.

– Ну, Гази, любовь моя, придет время, и я скажу тебе...

– Ты скажешь? Но должна лия верить тому всякому вздору? Ты считаешь меня совсем глупой. Не понимаю, почему я согласилась признать тебя своим джагайном?

Вынужденный защищаться, Феллон выпалил:

– Потому что у тебя нет братьев, женщина, и дома тоже не было. Перестань кричать и давай выпьем. Я кое‑что хочу показать тебе.

– Ты зафт! – начала женщина яростно, но потом, когда смысл его слов дошел до нее, сказала:

– О, в таком случае, я иду немедленно.

Занавеска кухни отдернулась, и вошла джагайни Феллона. Это была высокая, хорошо сложенная кришнанка, привлекательная по меркам Кришнана. Ее отношения с Феллоном были чем‑то средним между экономкой и женой.

Балхибцы не признавали брака, считая его неприемлемым для такой воинственной расы, какой они были несколькими столетиями раньше. Женщина жила с одним из своих братьев, и ее через определенные промежутки времени посещал джагайн‑возлюбленный. Их отношения были временными и могли прекратиться по желанию любого из них. Брат обычно воспитывал и детей сестры. Поэтому хотя у остальных народов планеты ребенок наследовал имя отца, у балхибцев он назывался по имени дяди с материнской стороны, который воспитывал его. Полное имя Гази было Гази эр‑Доукх, то есть Гази, племянница Доукха. Женщина, которая, подобно Гази, действительно жила со своим джагайном, считалась несчастной и деклассированной.

Феллон, глядя на Гази, размышлял, прав ли он был, выбрав Кришнан полем своей внеземной деятельности. Не убраться ли и ему отсюда? Она его не задержит. Впрочем, она хорошо готовит, она вообще нравилась ему...

Феллон протянул ей один из кубков. Она взяла его, сказав:

– Спасибо, но ты истратил на это наши последние деньги.

Феллон снял с пояса, висевшего на вешалке, кошелек и набрал полную горсть золотых монет, полученных им от Квейса. Гази удивленно раскрыла глаза; рука ее потянулась к монетам. Феллон, смеясь, уложил монеты обратно, потом протянул ей две десятикардовые монеты.

– Этого хватит на ближайшее время, – сказал он. – Понадобится еще, скажешь.

– Бакхан, – пробормотала она, садясь в кресло и прихлебывая квад. – Поскольку я знаю тебя, я не спрашиваю, откуда эти деньги.

– Ты права, – весело ответил он. – Я ни с кем не обсуждаю свои дела. Именно поэтому я до сих пор жив еще.

– Ручаюсь, что это подлые и низкие дела.

– Они нас кормят. Что на обед?

– Котлеты из унха с бадром, а на десерт тунест. Твои таинственные дела на сегодня кончены?

– Думаю, да, – ответил он осторожно.

– Что же мешает тебе пойти со мной на праздник? Будет фейерверк и шуточная битва.