В результате еще полторы тысячи взятых из резерва уланш, встали на лыжи и далеко за флангом обойдя монгольские позиции, во второй половине дня мелкими отрядами неожиданно атаковали лесорубов и разбитый прямо на реке монгольский лагерь, обстреливая их из арбалетов. В случае необходимости они отходили в лес, для того чтобы потом вернуться и обстрелять монголов с другого направления. Пока в монгольских тылах крутилась эта карусель, оттянувшая на себя значительные силы, пехотный полк двинулся с места и шаг за шагом преодолел завал из конских и человеческих трупов, построившись в такую же стену по другую его сторону. Вслед за ним, отжимая ближе к лагерю монгольские заслоны, двинулись и фланговые отряды вместе с тяжелой кавалерией, до того момента находившейся в резерве. Только около монгольского лагеря речное русло оказалось несколько шире, и кавалерии нашлось место не позади строя пехотного полка, а двумя колоннами прямо на его флангах.

Когда монголы опомнились, их временный лагерь оказался в досягаемости не только арбалетчитц-уланш, которые, расположившись по обеим сторонам реки, постреливали из прибрежных кустов, но и со стороны пеших арбалетчиц пехотной фаланги. Это был конец. И в самом деле, к тому моменту тумен Шейбани-хана понес уже настолько серьезные потери, что дело пора было решать одним мощным ударом по основным силам, а не откладывать игру на второй раунд следующего дня. Страшен удар тяжелой кавалерии по сбитым в кучу и частично спешенным монгольским всадникам, с трех сторон подвергающимся почти непрерывному обстрелу из арбалетов. Хаос, отчаяние, ржание коней, крики умирающих; и тут же лязг и топот наносящих таранный удар панцирных всадников.

Шейбани-хан лично отчаянно сражался против наседавших на него рязанских новиков, пока пробившийся к тому месту Евпатий Коловрат не поставил на его карьере кровавую точку, наискось развалив того одним богатырским ударом подаренного тевтонского палаша. После гибели хана схватка развалилась на ряд отдельных очагов, которые затухали один за другим. Часть монголов, причем очень незначительная, сумела бежать с поля боя, но это уже не имело значения. Если они сумеют прибиться к основным силам, то по Ясе Чингисхана их казнят за трусость, а если не сумеют, то с ними разберутся местные лесовики, весьма злые от всего происходящего.

Двухсотый день в мире Содома. Полдень. Заброшенный город в Высоком Лесу, он же тридевятое царство, тридесятое государство.

Капитан Серегин Сергей Сергеевич.

Итак, как и настаивал Велизарий, уничтожение последнего свободно бродящего по Рязанской земле монгольского тумена обошлось без оружия массового поражения и без сколь-нибудь значимых потерь в основном составе. Да, среди спитцерш, уланш и рейтарш были раненые и многие из них очень тяжело, но заклинание Поддержания Жизни, которое каждый раз мы применяли во время таких крупных битв, уберегло нас от ненужных потерь. Даже мужики рязанского ополчения, имевшие минимальную подготовку и дравшиеся в лесу врукопашную со спешенными монголами, по большей части отделались только шрамами и легким испугом. А случилось так потому, что, накладывая заклинание Поддержания Жизни, наша пятерка распространила его действие на всех бойцов, а не только на наших лилиток, амазонок и прочих.

Но, как всегда в таких случаях, работы хватило и Лилии, и капитану Максимовой, и всем прочим нашим медикам без различия, какие бы методы они при этом ни использовали – магические или обыкновенные. Раненые шли потоком, и к их обработке и уходу почти сразу подключились монахи и монашки нескольких эвакуированных нами монастырей. Тем более что ухаживали они в основном за своими, мои воительницы – что пешие, что конные – для серьезных потерь были слишком хорошо подготовлены и защищены как доспехами, так и магическими заклинаниями.

И тут, кстати, для меня решилась еще одна проблема – но не того мира, в котором мы сейчас воюем с Батыем, а мира Славян, где сейчас тоже идет зима.