И тут, кстати, для меня решилась еще одна проблема – но не того мира, в котором мы сейчас воюем с Батыем, а мира Славян, где сейчас тоже идет зима. Я помнил, что очень скоро мне надо будет решать проблему крещения созданной мной Артании. А для этого нужны кадры, причем много кадров, хороших и разных. Когда Русь крестил Святой Владимир, то необходимых людей и инвентарь ему прислал византийский базилевс, как вено, то есть приданое, за своей родной сестрой. Я же из рук той Византии не возьму даже гнутого обола, разве что как военную добычу, и мне даром не нужно подчинения созданного мною государства византийским базилевсам. Обойдемся как-нибудь и без этого. Присмотревшись и тем монахам, которых я укрыл в заброшенном городе от гнева Батыя, я остановил свой выбор на игумене Игнатии, который вызывал у меня наибольшие человеческие симпатии.

Наверное, так получилось потому, что в своем бурном прошлом игумен сам был боярином и воеводой, водил дружины и рубился в битвах, но потом резко осознал греховность междоусобных войн, сменил кольчугу и меч на рясу и посох и стал командовать монахами в монастыре с той же прямотой, как и воями в дружине. И смех и грех – вывозить игумена Игнатия и его монахов из находящегося под угрозой разграбления монастыря бойцовым лилиткам пришлось только перебросив их через седла пятой точкой кверху, а те при этом отчаянно брыкались и призывали на головы своих спасительниц все кары земные и небесные разом. Потом, когда недоразумение разъяснилось, игумен сам побеседовал со своими «похитительницами», и сам отпустил им грех невольного насилия над собственной персоной и персонами своих монахов.

И вот теперь именно этому человеку я и хочу предложить на первых порах возглавить сперва Артанскую, а потом и Православную Церковь. Понятно, что константинопольский патриарх будет против, зато Небесный Отец уже выказал игумену Игнатию свое полное благоволение, а это значит, что рано или поздно мы это «против» превратим в «за», надо только над этим немного поработать. Патриархи тоже смертны, как и византийские императоры, которым они неформально подчиняются со времен Константина Великого.

Но беседу с игуменом Игнатием пришлось отложить, потому что как раз в то время, когда мы с отцом Александром обдумывали ее главные тезисы, пришло известие о том, что основные силы Батыя начали штурм Рязани. Сказать честно, ничего подобного я от него не ожидал. Ведь монголы не имели полона, а следовательно, не могли построить достаточного количества осадных машин, а значит, не могли и рассчитывать на разрушение рязанских стен, как и на то, что основную ярость защитников примут на себя их соплеменники.

Но уж слишком, видно, Батыя и его ассистентов-чингизидов допекла бескормица, что они заставили своих воинов поработать лесорубами и плотниками, а потом решились на штурм, во время которого должны были гибнуть сами монголы, а не только покоренные ими племена. Хотя мокша, буртасы и булгары, чьи отряды тоже имелись в монгольском войске, были брошены на рязанские стены в первой штурмовой волне. Ведь все же это не омонголившиеся кипчаки, и тем более не сами драгоценные монголы, а всего лишь покоренный оседлый сброд, жизни которого были совершенно не важны Бату-хану – лишь бы они поднесли ему на блюдечке эту Рязань, в которой обязательно будут запасы продовольствия и фуража.

В результате, сосредоточив все имевшиеся осадные машины в районе главных ворот, китайские инженеры Батыя сумели сильно разрушить воротную башню и прилегающие к ней стены, открыв таким образом принцип концентрации огня. Пороки били и били в одну точку – и добились до того, что монгольские воины могли хотя бы попытаться ворваться этим путем в город. После обстрела Батый бросил на штурм своих смертников, и их атаки несколько раз почти достигали успеха, так что рязанским воям, которых в городе осталось не более тысячи, с большим трудом удавалось выбрасывать монгольских прихвостней обратно за городские стены и валы.