Изменить размер шрифта - +
По дороге получилось так, что он оглянулся и увидел меня… Тогда он сказал: «Тем лучше»…
– Что значит: «Тем лучше»?
– Ему не нравилось, что я работаю в магазине. Он объяснил мне, что ему уже давно хотелось забрать меня оттуда… Он сказал, что устроился на другое место и оно гораздо

лучше, чем прежнее, потому что теперь ему не надо сидеть целый день в четырех стенах… Тогда он и повел меня в магазин и купил мне эти сережки… «Если мать станет

спрашивать, откуда они у тебя, скажи, что это поддельные»…
– Ну, а потом?
– Я ушла с работы, но маме я ничего не сказала. В дни получки отец давал мне деньги, которые я раньше получала в магазине. Иногда мы с ним встречались в городе и ходили

вместе в кино или в ботанический сад…
– А чем ваш отец занимался в течение дня, вы не знаете?
– Нет… Но я хорошо понимала, почему он ничего не говорит матери… Если бы он стал ей давать больше денег, ничего бы не изменилось… В доме был бы все тот же беспорядок…

Это трудно объяснить, но если бы вы у нас пожили, вы поняли бы… Мама неплохой человек, но…
– Благодарю вас, мадемуазель.
– Вы с ней будете об этом говорить?..
– Пока еще не знаю… Скажите, пожалуйста, вам не случалось видеть отца в обществе какого нибудь другого человека?
– Никогда.
– Он никогда не давал вам никакого адреса?
– Мы всегда встречались где нибудь около Сены, у Нового моста или у моста Искусств.
– Последний вопрос: во время этих встреч он бывал одет так же, как обычно, то есть в ту же одежду, которую носил у вас дома, на улице Де Дам?
– Однажды, это было только один раз, недели две назад, он пришел в сером костюме, которого раньше я на нем не видела, потому что дома он никогда в нем не появлялся.
– Благодарю вас… Вы, разумеется, ни с кем об этом не говорили?
– Ни с кем.
– А нет у вас дружка где нибудь по соседству?
– Клянусь вам…
Он был доволен, хотя причин для этого не было: дело не только не прояснялось, но, наоборот, запутывалось. Возможно, он был рад, что интуиция не подвела его и ночная

догадка подтвердилась? А может быть, причина была в том, что он уже «заболел» своим беднягой Трамбле, который столько лет умудрялся водить за нос эту зловеще унылую

Жюльетту и скрывать от нее свою вторую жизнь?
– Люка, вели войти этому господину…
Теодор Жюсьом, продавец птиц с Луврской набережной в Париже.
– Я пришел в связи с фотографией…
– Вы узнали убитого?
– Еще бы, мосье. Он был одним из моих лучших клиентов… И вот приоткрылась еще одна сторона жизни Мориса Трамбле. Не реже раза в неделю он заходил в лавку Теодора Жюсьома

и просиживал там целые часы, слушая пение птиц. Его страстью были канарейки. Он покупал их во множестве.
– Я продал ему не меньше трех больших вольеров.
– Вы отвезли их к нему на дом?
– Нет, мосье. Он увозил их сам, в такси.
– А его адреса вы не знали?
– Я не знал даже его фамилии. Он просил называть его мосье Шарлем. Так все его и звали, не только мы с женой, но и наши продавцы. О, это был ценитель, истинный ценитель.

Я никогда не мог понять, почему он не показывает своих канареек на конкурсах. Некоторые из них отлично пели и могли бы завоевать не один приз, уверяю вас, это были бы

первые призы…
– Как, по вашему, он был человеком богатым?
– Богатым? Нет, мосье… Обеспеченным… В нем не было заметно скупости, но счет деньгам он знал…
– В общем, человек вполне положительный?
– Превосходный человек, и клиент, каких у меня не много…
– Он никогда не приходил к вам еще с кем нибудь?
– Никогда…
– Благодарю вас, мосье Жюсьом…
Но мосье Жюсьом не уходил.
Быстрый переход