|
На подушке он обнаружил три волоска: два с головы и один из усов. Нашел на эмалированном туалете почти пустой флакончик из под одеколона, а на камине – старую расческу, в которой не хватало половины зубьев. Вот и все. Небогатый улов. И тем не менее в лаборатории сумели кое что выяснить. По мнению экспертов, в течение нескольких часов исследовавших расческу и волосы, преступнику было от сорока шести до сорока восьми лет. Он был рыжеволос, но уже начинал седеть и лысеть. Имел флегматический характер и страдал болезнью печени. Однако не об этом думал Мегрэ, ворочаясь в своей постели. «Он одевается, завтракает, берет шляпу и выходит на улицу… Он идет к метро на бульваре Батиньоль…» Но, разумеется, вовсе не для того, чтобы ехать на улицу Сантье, в контору фирмы «Куврэр и Бельшас», где уже семь лет ни одна живая душа его не видела, а куда то совсем в другое место… Почему Мегрэ полагал, что в то время, когда Трамбле еще служил у «Куврэра и Бельшаса», ему удобно было ездить в метро? Очень просто. Линия Порт де Шампре – Пре Сен Жерве прямая, без пересадок. Трамбле выходил непосредственно на улице Сантье. И тут Мегрэ вдруг вспомнил, что дочка Трамбле, Франсина, которую он видел сегодня мельком и не успел как следует разглядеть, уже около года работает в магазине стандартных цен на улице Реомюр. Улица Реомюр идет под прямым углом к улице Сантье. Это на той же линии метро. – Ты не спишь? – спросила мадам Мегрэ. – Мне нужно выяснить одну вещь, – ответил он, – может быть, ты знаешь… Очевидно, все магазины стандартных цен принадлежат одному и тому же тресту и работают по единому расписанию. Ты ведь как то ходила в такой магазин на авеню Республики… – Что же тебя интересует? – В котором часу они открываются? – В девять… – Ты это точно знаешь? Ответ доставил ему, по видимому, такое удовольствие, что, прежде чем наконец уснуть, он замурлыкал себе под нос какую то песенку. – А мать ничего не сказала? Было четверть десятого утра, и Мегрэ сидел у себя в кабинете, слушая только что вернувшегося Люка, еще не успевшего снять соломенной шляпы. – Я объяснил ей, что вам нужны какие то дополнительные сведения, но что вы не хотите докучать ей в такую тяжелую минуту и поэтому сочли более уместным побеспокоить дочь. – А что дочка? – Мы приехали на автобусе, как вы велели. Мне кажется, она немножко нервничает. Все пыталась узнать, зачем вы ее вызываете. – Скажи, пусть войдет. – Там с вами хочет поговорить еще какой то пожилой господин. – После… Вели подождать… А кто он? – Какой то торговец с Луврской набережной… Он хочет вам что то сообщить, и притом непременно лично… Парило так же, как и накануне. Над Сеной серебрилось лучистое марево, окутывая легкой дымкой вереницы плывущих судов. Франсина вошла, одетая в строгий темно синий костюм и белую полотняную блузку. Очень миловидная, очень молоденькая девушка. Белокурые локоны, красиво оттененные кокетливой красной шляпкой, высокая, четко обрисованная грудь. Со вчерашнего дня у Франсины, должно быть, еще не было времени купить себе траурное платье. – Садитесь, мадемуазель… Если вам жарко, я охотно разрешаю вам снять жакет… Над верхней губкой у нее выступили бисеринки пота. – Вчера ваша матушка сказала мне, что вы работаете продавщицей в магазине стандартных цен на улице Реомюр… Если не ошибаюсь, это тот магазин, что у Севастопольского бульвара, налево, не так ли? – Да, мосье… Губы у нее задрожали, и Мегрэ показалось, что она хочет ему что то сказать, но не может решиться. |
