Я спросил:

– Чего ты ждешь?

– Я ничего не жду. – Нордлинджер тупо посмотрел на осциллограф. – Здесь нет выходного сигнала.

– Это плохо?

Он перевел на меня свой немигающий взгляд и тихо произнес:

– Это невозможно.

Я предположил:

– Может быть, тут что‑нибудь сломалось?

– Ты не понимаешь, что говоришь, – сказал Нордлинджер. – Электронная цепь представляет из себя замкнутый круг. Если круг разорвать в каком‑нибудь месте, то ток не будет по нему течь вообще. – Он еще раз приложил щуп к плате. – Здесь ток пульсирует, выдавая на осциллограф запутанную картинку. – Экран снова вернулся к жизни.

– А здесь, в пределах той же самой цепи, что мы имеем?

Я посмотрел на пустой экран.

– Ничего?

– Ничего, – произнес он твердо. Он поколебался. – Или, если быть более точным, ничего, что нам способен показать этот испытательный стенд. – Он постучал пальцем по устройству.

– Не возражаешь, если я заберу его у тебя ненадолго?

– Зачем?

– Я хочу пропустить эту штуку через более хитроумные тесты. У нас здесь есть еще один технический центр. – Он прочистил горло, что должно было изобразить легкое смущение. – Э... тебя туда не пустят.

– Понятно – секретный отдел. – Он должен был располагаться в одном из тех уголков базы, куда давал доступ пропуск Флита. – Хорошо, Ли, ты разбирайся с устройством, а я пока пойду побреюсь. Я буду ждать тебя в твоем офисе.

– Погоди минутку, – попросил он. – Где ты это взял, Алан?

Я ответил:

– Ты объяснишь мне, что это такое, а я расскажу тебе, откуда это ко мне попало.

Он усмехнулся.

– Договорились.

Я оставил его отсоединять устройство от испытательного стенда и вернулся в офис, где взял в руки электрическую бритву. Через пятнадцать минут я чувствовал себя значительно лучше, после того как избавился от лишних волос на лице. Я провел в офисе Нордлинджера много времени, более чем полтора часа, прежде чем он вернулся обратно.

Он вошел внутрь, держа в руке устройство так, словно это был кусок динамита, и осторожно положил его на свой стол.

– Я должен спросить тебя, где ты его взял, – сказал он коротко.

– Только не раньше того, как ты мне расскажешь, что делает это устройство.

Он сел в свое кресло и посмотрел на сложную конструкцию из металла и пластика с оттенком ненависти в глазах.

– Оно делает ничто, – произнес он ровно. – Абсолютно ничто.

– Заканчивай, – сказал я недоверчиво. – Оно должно делать что‑то.

– Ничто! – повторил он. – У него нет выходного сигнала, измеримого с помощью современных приборов. – Он нагнулся вперед и сказал мягко: – Алан, там у меня есть инструменты, которые способны измерить любую часть спектра электромагнитных излучений, от радиоволн такой низкой частоты, о существовании которых ты даже не подозреваешь, до космической радиации, – и из этой штуки ничего не выходит.

– Как я уже предполагал раньше – может быть, что‑нибудь сломалось?

– Этот номер не пройдет, я проверил абсолютно все. – Он толкнул устройство, и оно скользнуло к краю стола. – Здесь мне не нравятся три вещи. Во‑первых, то, что на этой плате есть компоненты, не имеющие даже отдаленного сходства с чем‑либо виденным мною ранее, компоненты, о предназначении которых у меня нет даже малейшего представления. Я всегда считал, что неплохо разбираюсь в своей работе, и одного этого достаточно, чтобы расстроить меня. Во‑вторых, устройство, очевидно, представлено тут не полностью – это просто часть какого‑то более крупного комплекса, и все же я сомневаюсь, что смог бы что‑нибудь понять, далее если бы имел в своих руках всю схему целиком.