— Мне нужно еще время. Хотя бы один день. Я многого не прошу, только один день. Завтра я буду готов. Обещаю!

Оркестр на крыше продолжает играть как ни в чем не бывало. Роланду хочется закри­чать, но здесь, у крыльца Лавки, его никто не услышит — музыка звучит слишком громко. Ад­министратор подает сигнал охранникам, и они снова хватают Роланда за руки — на этот раз крепче, заставляя подняться на крыльцо. Че­рез секунду его втягивают в здание, дверь без­звучно захлопывается, и окружающий мир исчезает. Даже музыки уже не слышно. Внутрь Лавки звуки не проникают, и Роланду кажется, что инстинктивно он знал, что так оно и будет.

60. Разборка

Никто не знает, как это происходит. Сам про­цесс разборки медики держат в строжайшем секрете, все подробности известны только персоналу медицинских блоков, и за их преде­лы информация никогда не просачивается. В этом смысле разборка похожа на смерть, по­тому что никому не известно, какие открытия ждут того, кто скрылся за тайной дверью.

Что нужно, чтобы разобрать на органы ре­бенка, от которого отказались родители? Для этого нужно двенадцать хирургов, работаю­щих попарно. Пары подбираются по принципу специализации и меняются в зависимости от стадии, на которой находится процесс. Хирур­гам помогают девять ассистентов и четыре медсестры. Процесс занимает три часа.

61. Роланд

С тех пор как Роланд оказался в медицинском блоке, прошло пятнадцать минут. Медицин­ские работники, которых вокруг много, одеты в однотипную светло-розовую униформу.

Руки и ноги Роланда привязаны к операци­онному столу эластичными бинтами. С точки зрения медицинского персонала это удобно, потому что, с одной стороны, пациент не в со­стоянии сопротивляться, а с другой — не может нанести себе увечье.

Медсестра вытирает пот со лба Роланда.

— Расслабься, я буду помогать тебе на протя­жении всей процедуры.

Неожиданно что-то острое впивается в шею с правой стороны, а затем то же самое происходит и слева.

— Что это было?

— Больше тебе сегодня не будет больно, я обе­щаю, — говорит медсестра.

— Что? — спрашивает Роланд. — Вы уже начи­наете? Это наркоз? Вы меня усыпите?

Рот медсестры скрывает маска, но улыбку можно угадать по глазам.

— Нет, что ты, — говорит она, взяв его за ру­ку. — Закон требует, чтобы ты оставался в со­знании на протяжении всей операции. Ты име­ешь право знать, что с тобой будут делать, шаг за шагом.

— А что, если я не хочу этого знать?

— Придется, — говорит один из ассистентов, растирая ноги Роланда специальной медицин­ской щеткой. — Каждый донор обязан это знать.

— Мы только что ввели катетеры в сонную ар­терию и яремную вену, — объясняет медсест­ра. — Сейчас мы откачиваем кровь, вливая вме­сто нее синтетическое вещество, обогащенное кислородом.

— Кровь отправится прямиком в банк, — до­бавляет ассистент, продолжая возиться с нога­ми. — Не будет потеряно ни капли. Скольким людям она спасет жизнь!

— В синтетическом заменителе крови содер­жится анестезирующее вещество, глушащее ре­цепторы, передающие нервной системе ин­формацию о появлении боли, — продолжает медсестра, похлопывая Роланда по руке. — Ты будешь в сознании, но больно не будет.

Роланд уже чувствует, как руки и ноги не­меют.

— Я ненавижу вас за то, что вы со мной делае­те, — выпаливает он, набрав полную грудь воз­духа. — Ненавижу. Всех вас.

— Я понимаю.

***

С момента его появления в медицинском блоке прошло двадцать восемь минут.

Пришла первая пара хирургов.