***

В ту же ночь, лежа на пальто в маленькой верхней комнате, СайФай решается задать во­прос, мучивший его, видимо, уже давно:

— Слушай, Фрай, а почему родители решили принести тебя в жертву?

Одной из черт характера СайФая, импони­рующих Льву, безусловно, является способ­ность без конца рассказывать о себе. Льва это устраивает — некогда думать о своей собствен­ной жизни. Естественно, до тех пор, пока Сай не начинает спрашивать. На этот раз Лев реша­ет прикинуться спящим и промолчать, но если и есть на свете что-то, чего СайФай не выно­сит, так это тишину, поэтому он продолжает разговор в форме монолога:

— Тебя подбросили? Поэтому родители хотят от тебя избавиться? Они тебя не хотели?

Лев продолжает лежать с закрытыми глаза­ми, стараясь не двигаться и не дышать.

— Меня самого подбросили, — продолжает Сай. — Папаши нашли меня на ступеньке перво­го июня. Они не расстроились — сами хотели расширения семьи. Подумав, они решили, что это знак, и в результате даже пошли и подженились.

Любопытство берет верх, и Лев открывает глаза, чтобы показать, что не спит.

— Но... разве после Хартландской войны бра­ки между мужчинами не запретили?

— Так я и не сказал, что они поженились, я сказал — подженились.

— А в чем разница?

СайФай смотрит на Льва с подозрением, ве­роятно считая, что он издевается.

— Дело в букве «д». Кстати, на случай, если ты меня в чем-то подозреваешь, я не такой, как па­паши, — мой компас всегда указывает на дево­чек, если ты понимаешь, о чем я.

— Да, понимаю. Мой тоже.

Льву не хочется рассказывать, что самое тесное общение с девочкой, когда-либо случав­шееся в его жизни, происходило на празднике, посвященном жертвоприношению, да и то он не целовался, а только танцевал медленные танцы.

Воспоминания так расстраивают Льва, что хочется кричать от неожиданно пронзившей его тоски, но он сдерживается и, сжав зубы и закрыв глаза, изо всех сил старается прогнать горькие чувства.

Воспоминания, оставшиеся в душе Льва с тех времен, когда он жил с родителями, пре­вратились в своего рода бомбу с часовым меха­низмом. Таймер тикает в голове, но неизвест­но, когда выйдет все время. Забудь о той жиз­ни, твердит сам себе Лев. Ты не имеешь больше отношения к тому мальчику.

— Что за люди твои родители? — спрашивает СайФай.

— Я их ненавижу, — отвечает Лев, удивляясь не только тому, что сказал это, но и тому, что в его словах нет даже намека на преувеличение.

— Вопрос был не об этом.

Лев, успев понять, что молчание Сай в каче­стве ответа не рассматривает, решает расска­зать приятелю, что думает о родителях.

— Мать с отцом, — начинает он, — всегда по­ступают так, как нужно поступать. Платят нало­ги. Ходят в церковь. Голосуют за тех, за кого уже проголосовали друзья, и отправляют детей в такие школы, где их растят в том же ключе и учат быть такими же конформистами, как и са­ми родители.

— Не вижу в этом ничего плохого, — замечает Сай.

— В этом и не было ничего плохого, — согла­шается Лев, которому все труднее и труднее го­ворить. — Но Бога они любят больше, чем ме­ня, и я их за это ненавижу. Наверное, я попаду в ад.

— Гм... Тогда я хочу кое о чем тебя попросить. Когда попадешь туда, забей для меня местечко, ладно?

— А тебе-то зачем? С чего ты взял, что туда по­падешь?

— Я этого не знаю, но так, на всякий случай. О будущем нужно заботиться, верно?

***

Через два дня мальчики приходят в город под названием Скотсбург, штат Индиана, и Лев наконец узнает, границу какого штата они пе­ресекли несколько дней назад.