Изменить размер шрифта - +
Телеграф сюда ведут. Ростов газом думают освещать.

Французы едут сюда угольев искать. Газета, слышно, в Таганроге будет...» — «Как бы денег больше было,— заметил кто-то на это,— лучше всего было

бы! Не из-за скуки же здешней жизни бросили мы с вами, господа, свои северные родные места!»
   Уже под вечер к Панчуковскому подсел юноша — студент одесского лицея, учитель детей соседнего купца и вместе салотопенного заводчика

Шутовкина.
   — Владимир Алексеич!
   — Что вам угодно?
   — Я слышал о вашей доброте... Дайте мне триста целковых взаймы, пока до получки жалованья с моего хозяина. Я вам возвращу с благодарностью,

через месяц.
   — Зачем вам?
   — До зарезу нужно. Мы с хозяином едем завтра после обеда в город. Брат его подбивает на риск. Хочется недаром проехаться в город, а проживя

там с неделю, сделать одну аферу. Тут все аферируют. Говорят, лен падает в цене, фрахтовых судов мало, а дней через пять-восемь, думаю,

поднимется. Ну, я хочу сорвать барыш. Тут вон дети даже ажиотируют; жидки-ребятишки намедни в Мелитополе подвезенные мешки с орехами на базаре

скупили и перепродажи с барышом, в праздник... Неужели же нам все с книгами сидеть! Право. Помогите! как бы хотелось недаром тут пробыть на

вакациях.
   Панчуковского в это время кто-то позвал из другой комнаты.
   — Извините! — сказал он студенту и вышел.
   Студент сидел, рассматривая картины по стенам, потом подошел к роялю, открыл его и стал играть. Страстные звуки шопеновской мазурки огласили

дом и двор, на месте которых еще пять-шесть лет назад гулял один пустынный украинский сирокко-суховей да качались громадные бурьяны. Студент,

малоросс и музыкант в душе, играл с чувством, слегка склонив к клавишам Эрара* свою белокурую красивую голову. Думал ли он о Шопене, о какой-

нибудь недоступной красавице или о затеваемой афере со льном,— трудно было решить. В этом новом и странном крае как-то все это мешалось вместе.
   
   * Эрар — известный французский фортепьянный мастер первой половины XIX века.
   
   Полковник воротился.
   — Извольте,— сказал он опять студенту.— Я вам денег дам, но вы подождите, пока уедут другие гости. У меня есть к вам дело...
   Студент встал, тряхнул волосами и, с чувством пожавши ему руку, сел опять играть. Его окружили дамы; он был их любимец.
   — А правда ли, что на беглых облавы у нас везде скоро будут? — кто-то крикнул от карточного стола хозяину.
   — На каких это, на нас? — спросил шутливо Панчуковский.
   — Нет, на беспаспортных.
   — Да, слышал я от Подкованцева, исправника: вас и меня это в особенности, Адам Адамович, касается! — сказал полковник арендатору Шваберу.—

Тогда просто хоть лавочку закрывай. А я, признаюсь, мало верю в ожидаемое переселение народов с севера. И признаюсь, открыто передерживаю

изредка беглую Русь! Все подличают против своих ближних исподтишка; отчего же мне открыто иной раз не купить станового и не пользоваться

бродягами?
   Полковник тоже сел играть в банк, высыпав кучу золота. Взоры всех просияли. Поставлена первая карта; она дана. Банк занял все общество.

Подошли и дамы.
   Они также приняли участие в азартной игре направо и налево. Одна капитанша, урожденная гречанка, подбоченившись, стала, вынула из колоды

карту, подумала и поставила на нее свои брильянтовые серьги, а потом золотую брошь.
Быстрый переход