Изменить размер шрифта - +
Под коротким черным шелковым платьем в обтяжку виднелись длинные ноги в чулках телесного цвета. Губная помада и тушь на ресницах чуть размазались, придавая женщине вид выцветшей куклы.
     - Что вы здесь делаете?
     От усталости она еле держалась на ногах, но не решалась лечь в уже приготовленную ко сну постель и подозрительно смотрела на вошедшего к ней мужчину.
     - Я слышал, - пробормотал он. - Испугался... Вы же знаете...
     Она скривилась: ее тошнило. И совсем тихо, словно рассуждая сама с собой, простонала:
     - Хорошо бы, если б меня вырвало!
     - Вы что-то приняли, да?
     - Гарденал.
     Она ходила взад-вперед, прислушиваясь к происходящему в ней, лоб ее озабоченно наморщился.
     - Я всегда носила в сумочке гарденал: для него - он плохо засыпает...
     Господи!
     Она сцепила руки и заломила их, чтобы вызвать новый приступ.
     - Меня никогда не рвало? Может, это и к лучшему.
     Я подумала, когда он узнает, что я...
     Женщина струсила. Ее охватила паника. Обезумевшие глаза пристально смотрели на незнакомца, она умоляла:
     - Что мне делать? Скажите, что мне делать?
     - Я вызову врача.
     - Только не это. Вы не знаете... Нет ничего хуже. Тогда его арестуют, и он опять скажет, что я...
     Она не могла стоять на месте и расхаживала взад-вперед по ограниченному пространству комнаты.
     - Что вы чувствуете?
     - Не знаю... Мне страшно... Если бы меня вырвало...
     Монд тоже не знал что делать. Оставить ее и бежать к врачу за рвотным не приходило ему в голову, вернее, это казалось ему слишком сложным.
     - Сколько таблеток вы приняли? Она разозлилась, взбешенная его беспомощностью, а может быть, и нелепостью его облика.
     - Ну почем мне знать? Все, что оставалось в тюбике. Шесть-семь. Мне холодно.
     Она набросила на плечи пальто, взглянула на дверь, явно намереваясь искать помощи на стороне.
     - Подумать только, он меня бросил...
     - Послушайте, давайте я попробую. Моя дочь тоже однажды проглотила таблетку.
     Оба говорили бессвязно, а тут еще постояльцы с четвертого этажа, очевидно решившие, что продолжается скандал, стучали в потолок, требуя тишины.
     - Идите сюда. Откройте рот. Не мешайте.
     - Вы делаете мне больно.
     - Потерпите. Да стойте же!
     Он поискал, чем бы пощекотать ей в горле, и оказался настолько беспомощным, что взял у нее платок. Она держала в руке этот маленький твердый комочек, который Монд расправил и скатал жгутом.
     - Ой, вы задушите меня... Ой! Одной рукой ему пришлось крепко ухватить женщину за голову, и он удивился, какой у нее маленький череп.
     - Не напрягайтесь... Моя дочь тоже напрягалась... Так, хорошо. Еще немного. Ну как?
     Спазмы сотрясли грудь женщины, и внезапно ее стошнило; она даже не заметила, что обрызгала человека, которого совсем не знала. Слезы застилали ей глаза, мешали видеть. Рвало ее чем-то красным, и Монд держал ее за плечи, подбадривая, словно ребенка:
     - Так, так... Видите, уже лучше... Еще... Не сдерживайтесь... Давайте, давайте.
     Она смотрела на него сквозь мутную пелену перед глазами, точно животное, у которого из горла извлекли кость.
Быстрый переход