|
— Неужели я знаю так мало, — спросил я,— что ты смог так быстро всему научиться и теперь уходишь? — А ты хочешь, — спросил он, — остаться безнаказанным за то, что запер меня на полвека? Как будто бросил мне в голову камень. Я моргнул от шока, прежде чем понять, что месть не входила в его планы. Он просто задал вопрос, обдумывая варианты. — Ты прав, — сказал он. — Я не успел узнать все. Но я очень внимательно выслушал все то, что ты считаешь истинным. Он протянул мне маленький планер. — Спасибо, Ричард. Дикки не мой брат, подумал я. Почему же я чувствую себя так, как тогда, когда умер Бобби? — Ты никогда ничего не говорил о каких-то решениях или об уходе, — сказал я. — Ты нереален, ты — это воображаемый ребенок, воображаемый я. Ты не можешь меня покинуть! — Ты — воображаемый взрослый, — сказал он, — который рассказывает мне один из вариантов моего будущего. Я доверяю тебе, я тебе верю и думаю, что, по всей вероятности, ты прав. Но если теперь ты хочешь сказать, что все, кто не имеет тела,— в том числе и я — нереальны, то это значит, что я не понял ни слова из того, что ты мне рассказал. Неужели ты хочешь начать все снова и сказать мне, что реально только то, что можно увидеть глазами? Я очень в этом сомневаюсь, Ричард, и я — не взрослый. Когда испытываешь к кому-то — кукле, домашнему животному, ребенку, которого встретил в своем сознании, — симпатию, и знаешь сердцем все, что он чувствует, — это и есть любовь. А что может разорвать связь, спаянную любовью? — Извини, — сказал я. — С моей стороны было глупо так говорить. Если тебе пора уходить, значит — пора. Я веду себя как ребенок. Он внимательно посмотрел на меня, чтобы понять, не шучу ли я. — Теперь, обладая твоими знаниями, — сказал он, — я могу начать жизнь, настолько отличную от твоей, что в следующий раз, встретившись со мной, ты не сможешь меня узнать. Вот было бы забавно. — Да уж, — сказал я. Долгая пауза. — Наверное, тебе уже пора двигаться. — Тебе это тоже принесло пользу, — сказал он. — Большую часть своей жизни ты пытался избавиться от своего детства, считая его мертвым грузом. Я не позволил тебе сделать это. Я бы не умер в своей клетке, и тебя бы не отпустил. Но ты открыл дверь. С небольшим опозданием, но все-таки открыл. Спасибо за дождь в моей пустыне. — Не уходи, — сказал я. — Мы друзья. — Ричард, тебе почти шестьдесят! Ты хочешь учиться дальше? Ты хочешь избавиться от лишнего багажа? Твое детство — это груз, от которого я могу тебя освободить! — Мне что? — переспросил я. — Мне почти что? — Тебе почти шестьдесят. Мне девять лет, а ты опережаешь меня на полвека. Тебе почти шестьдесят лет. Была ли эта ухмылка его декларацией независимости? — Я не верю ни в девять, ни в шестьдесят, ты ведь знаешь. Мы не построены из времени... Он терпеливо наблюдал за мной, как будто я был ребенком. — Дикки, — сказал я. — Кегли, шахматы, рапиры, шпаги или сабли, трек, поле, бассейн или дистанция. Выбери нужный тебе вид и выбери возраст. Девятнадцать? Тридцать восемь? Сорок? Я соглашусь с любой иллюзией любого выбранного тобой возраста, и, клянусь... вышибу из тебя мозги! Что значит “тебе почти шестьдесят”? Он еще какое-то время смотрел на меня, продолжая усмехаться, скорее друг, чем ребенок. Потом что-то вдруг произошло с его глазами, как будто час пробил и его время истекло. |
