|
В чем же дело? Он надолго задумался над этим. — Почему Принцип проявляет безразличие? — спросил я. — Потому что он не прислушивается, — сказал он наконец. — То есть мы можем проклинать его безнаказанно? — Да, — сказал он. — Неправильно. — Почему? Он ведь не слушает! — Он не слушает, Дикки, — сказал я, — но слушаем мы! Когда мы поворачиваемся к нему спиной, что происходит с нашей арифметикой? — Ничего не складывается? — Ничего. Каждый раз ответы получаются разными, бизнес и наука гибнут в путанице. Стоит нам отбросить Принцип, как от этого начинаем страдать мы сами, вовсе не Он. — Веселенькие дела! * — сказал он. * Англ. — Holy cow. — Но вернись к Принципу, и в тот же миг все заработает опять. Ему не нужна апология — Он бы ее не услышал, даже если бы мы кричали. Никому не посылается никаких испытаний, нет никакой кары, нет Грома Небесного. Возвращение к Принципу внезапно вносит порядок во все наши подсчеты, ибо даже в играх иллюзорного мира он сохраняет свою реальность. — Интересно, — сказал он, не столько веря, сколько следя за ходом моей мысли. — Наконец-то я тебя поймал, Дикки. Теперь давай вместо Принципа Чисел подставим Принцип Жизни. — Жизнь Есть, — сказал он. — Чистая жизнь, чистая любовь, знание своей чистой природы. Допустим, что каждый из нас — совершенное и уникальное выражение этого Принципа, что мы существуем вне пространства-времени, что мы бессмертны, вечны, неуничтожимы. — Допустим. Что дальше? — Значит, мы вольны делать все, что хотим, исключая две вещи: мы не можем создавать реальность и не можем ее уничтожить. — А что мы можем делать? — Чудесное Ничего во всех его драгоценных формах. Когда мы приходим в фирму “Жизнь Напрокат”, что мы ожидаем получить? Мы можем перепробовать неограниченное число иллюзорных миров, можем арендовать рождения и смерти, трагедию и радость, мир, катастрофы, насилие, благородство, жестокость, рай, ад, можем взять домой убеждения и насладиться каждой их мучительной невыносимой радостной восхитительной микроскопической деталью. Но до начала времени и после его конца Жизнь Есть и Мы Есть. Единственное, что нас больше всего пугает, как раз и невозможно; мы не можем умереть, нас нельзя уничтожить. Жизнь Есть. Мы Есть. — Мы Есть, — сказал он равнодушно. — Ну и что? — Скажи мне сам, Дикки. В чем разница между жертвами обстоятельств, попавшими в жизни, о которых они не просили, и хозяевами выбора, способными изменять жизнь по своему желанию? — Жертвы беспомощны, — сказал он. — Хозяева — нет. Я кивнул. — Вот тебе и “Ну и что?”. Двадцать семь Он дал мне шанс высказаться, он задумался над этим, и мне пришло в голову, что на некоторое время стоит оставить его одного. Я посмотрел на пейзаж, стараясь представить, как все это будет выглядеть, когда я вернусь сюда снова. — До следующего раза, — прошептал я. — А ты — хозяин? — спросил он. — Конечно же, да! И я, и ты, и все остальные. Но мы забываем об этом. — Как они это делают? — спросил он. |
