|
Если вина лежит не на нас, то мы не можем принять и ответственность за это. Если мы не можем принять ответственность, мы всегда будем оставаться жертвой. — Спасибо, Ричард. Наша истинная страна — это страна наших ценностей, — продолжал я, — а наше сознание — это голос ее патриотизма. У нас нет прав, пока мы их не потребуем. Мы должны уважать наших драконов и поощрять их разрушительные стремления и желание нас уничтожить. Высмеивать нас — их долг, унижать нас и следить, чтобы мы оставались “как все”, — их работа. А когда мы упорно идем своим путем, невзирая на их пламя и ярость, они лишь пожимают плечами, когда мы скрываемся из виду, и возвращаются к своей игре в карты с философским “Что ж, всех не поджаришь...” Когда мы миримся с ситуацией, с которой не должны были бы мириться, это происходит не потому, что нам не хватает ума. Мы миримся потому, что нам необходим урок, который может дать только эта ситуация, и этот урок для нас дороже свободы. Счастье — это награда, которую мы получаем, живя в соответствии с наивысшим известным нам порядком. — ДОВОЛЬНО! ИХ СЛИШКОМ МНОГО, РИЧАРД! ХВАТИТ ПРАВИЛ! ЕСЛИ ТЫ ПРОИЗНЕСЕШЬ ЕЩЕ ХОТЬ ОДНО ПРАВИЛО, Я ЗАКРИЧУ! — О'кей, — сказал я. — Но все же будь осторожен в своих молитвах, Дикки, пото... — АААААААААААААААААААААЙЙЙЙЙЙЙЙИИИИИИИИИИ ИИИИИИИИ!!!!!!!!! Тридцать три Пока я мужественно готовил ужин, Лесли сидела у стойки на высоком табурете, зачарованно внимая моему рассказу о Дикки. — С этого момента он просто мой маленький воображаемый приятель, — сказал я,— и я делюсь с ним всем, что знаю, просто ради удовольствия самому это вспоминать. Я высыпал на нашу большую сковородку мелко нарезанные овощи. — Ты что, прячешься за словом “воображаемый”? — спросила Лесли. — Тебе нужна безопасная дистанция? Ты его боишься? Перед этим она зашла в дом, собираясь переодеть свой садовый наряд: белые шорты, футболка и широкополая шляпа. Она успела снять шляпу, но сейчас была настолько охвачена любопытством, углубляясь в наши с Дикки отношения, что переодевание, по-видимому, было отложено на неопределенный срок. — Боюсь? — переспросил я. — Может быть, и так. Я сомневался в этом, но время от времени забавно подвергать сомнению нашу уверенность в чем-либо. — А что он такого может сделать опасного? Я добавил в смесь на сковороде ананас, проросшую пшеницу, и пять-шесть раз быстро помешал. — Он мог бы заявить, что выдумал тебя, что ты — его воображаемое будущее, потом уйти и оставить тебя наедине со всем тем, что ты не успел ему сказать. Я поднял голову и взглянул на нее без улыбки, даже забыв потрясти бутылку с соевым соусом, так что, естественно, он и не подумал выливаться. — Он так не поступит. Не сейчас, во всяком случае. Когда-то его уход ничего бы для меня не значил. Но только не сейчас. Она оставила этот вопрос и перешла к другому. — Заметил ли он, что готовишь ты, а не я?— спросила она. — Как он к этому относится? — Я готовлю для своей жены, говорю я ему, но вообще я очень мужественный. |
