Изменить размер шрифта - +


— Нет. Безусловная любовь не вписывается ни в пространс­тво-время, ни в шахматы, футбол или хоккей. Течение игры оп­ределяют правила, необусловленная же любовь не признает ни­каких правил.

— Приведи какое-нибудь правило.

— Сейчас...

Я закончил левый стабилизатор, спустился и перенес стре­мянку к правому, взобрался и начал распылять воск по его повер­хности.

— Самосохранение — правило. В тот момент, когда мы пе­рестаем беспокоиться о своей жизни, когда мы сдвигаем наши ценности за пределы пространства-времени, мы внезапно обрета­ем способность любить безусловно.

— На самом деле?

— Попробуй, — сказал я.

Я отполировал переднюю кромку стабилизатора.

— Как?

Вертикальные стабилизаторы сверкали посреди ангара, слов­но две скульптуры из слоновой кости. Я перешел к горизонталь­ному.

— Представь себе, что ты — духовно развитая личность, ли­дер, проповедующий непротивление злу насилием, и ты поклялся освободить свою страну от тирана. Ты пообещал ему организо­вывать гигантские демонстрации протеста в столице до тех пор, пока он не отречется.

— Я так и пообещал? Может, я и развит духовно, — сказал Дикки, — но не шибко умен.

Я улыбнулся. Мой отец так говорил: “не шибко умен”.

— Тебя предупредили, — сказал я. — Люди тирана идут за тобой, они собираются тебя убить. Ты напуган?

— Да! — сказал Дикки. — Где мне укрыться?

— Нигде. Ты развит духовно, помни. Поэтому сейчас же, сию минуту, отбрось самосохранение, правила, тревогу за свою жизнь. Это мир образов, а у тебя есть твой настоящий дом, более знакомый-и-любимый, чем Земля, и ты будешь рад туда вернуться.

Я полировал Дейзи, пока он сидел на стабилизаторе, предс­тавляя все это с закрытыми глазами.

— О'кей, — сказал он. — Я отбросил тревогу. Мне больше ничего не нужно. Я больше ни в чем не нуждаюсь на Земле. Я готов отправиться домой.

— Вот к твоим дверям подходят убийцы. Ты боишься?

— Нет, — ответил он, представляя. — Они не убийцы, они мои друзья. Мы — актеры в пьесе. Мы выбираем роли и игра­ем их.

— Они достают мечи. Ты боишься их?

— Я их люблю, — сказал он.

— Вот, — сказал я. — Теперь ты знаешь, на что похожа бе­зусловная любовь. Не нужно быть святым, каждый на это спосо­бен; отбрось пространство-время, и будет уже неважно, убьют они тебя или нет.

Через минуту Дикки открыл глаза и передвинулся к концу стабилизатора, чтобы я мог отполировать участок, на котором он сидел.

— Интересно. Справедливо ли обратное? Чем больше я забо­чусь о самосохранении, тем меньше я способен на безусловную любовь.

— Можем выяснить.

— О'кей.

 Он закрыл глаза в ожидании.

— Представь себе, что ты — мирный и скромный фермер, — сказал я. — У тебя есть три вещи, которые тебе дороже всего на свете: твоя семья, твоя земля и твои нарциссовые поля. Ты и твоя жена растите детей и нарциссы в той же долине, которую возде­лывали твои родители. Ты родился на этой земле и здесь же собираешься умереть.

— Ого, — сказал он. — Что-то должно произойти.

— Ага. Скотоводы, Дикки. Им нужна твоя ферма, чтобы про­ложить прямую дорогу к железнодорожной ветке, а ты отказался ее продать. Они угрожали тебе, но ты стоял на своем. Теперь они перешли от угроз к действиям: сегодня в полдень они собираются захватить твою ферму силой.
Быстрый переход