|
— Это и было твоим вопросом? — сказал он. — Это было той самой напряженностью, гудевшей во мне много недель: все не могут быть кочевниками. Почему же я не живу как другие? Справедливо ли, что я имею такие привилегии? Он не видел эту картину: смешной, раздражительный, покрытый маслом авиатор, ночующий под крылом своего самолета, зарабатывающий долларовую бумажку с полета и мучающийся оттого, что он — самый счастливый парень в мире. — Каков же был твой ответ? — спросил он, торжественный, как сова. — Я думал об этом ночами, готовя лепешки на костре. Кочевник — чрезвычайно романтическая профессия, думал я, но таковы и профессии юриста, актера. Если бы все были актерами, то в “Желтых Страницах”* остался бы только один раздел — А, актеры. Ни летных инструкторов, ни адвокатов, ни полиции, ни врачей, ни магазинов, ни строительных компаний, ни киностудий, ни продюсеров. Одни актеры. И наконец я понял. Все не могут быть кочевниками. Все не могут быть юристами, или актерами, или малярами. Все не могут заниматься чем-то одним! * Телефонный справочник. — Это и был ответ? — В моем сознании, Дикки, произошел взрыв и всплеск, как будто огромный кит поднялся с большой глубины на поверхность: Все не могут заниматься тем, чем хотят, но кто-угодно может**. ** Здесь игра слов: “Everybody can't do any one thing, but anybody can! — О, — сказал он, тоже пораженный этим всплеском. — С того момента я перестал думать, что нечестно с моей стороны быть тем, кем я хочу быть. Я продолжал полировать крыло в тишине. Он обдумывал эту идею. — А я могу стать тем, кем захочу? — спросил он. — Даже если это не будешь ты? — Особенно если это не буду я, — сказал я ему. — Я думаю об этом время от времени, но мое место уже занято. Все места уже заняты, Капитан, кроме твоего. Тридцать шесть Шепот в темноте. — Ты ведь не будешь учить его эгоизму, правда? На часах горело 3:20. Откуда Лесли узнала, что я не сплю? Откуда олень знает о том, что в его лесу бесшумно упал лист? Она услышала, как изменилось мое дыхание. — Я не учу его ничему, — прошептал я в ответ. — Я говорю ему то, что считаю истинным, а он должен сам выбрать то, что ему нужно. — Почему ты шепчешь? — спросила она. — Я не хочу тебя разбудить. — Ты уже разбудил, — прошептала она. — Твое дыхание изменилось минуту назад. Ты думаешь о Дикки. — Лесли, — сказал я, проверяя ее. — Что я делаю сейчас? Она прислушалась в темноте. — Ты моргаешь глазами. — НИКТО НЕ В СОСТОЯНИИ УГАДАТЬ В ТЕМНОТЕ, ЧТО КТО-ТО ДРУГОЙ МОРГАЕТ! Молчание. Потом шепот. — Хочешь, чтобы я извинялась за свой хороший слух? Я вздохнул. Короткий вызывающий шепот. — Я не собираюсь этого делать. — А что я делаю сейчас? — Не знаю. — Я улыбаюсь. Она повернулась ко мне и обвила себя моей рукой в темноте. — О чем ты подумал, что это тебя разбудило? — Ты будешь смеяться. — Не буду. Честное слово. — Я думал о добре и зле. |
