— А Пангур — нет, он пришел к шлюзу издалека, он сам так говорил, — возразил Финк, усевшийся позади них. — Нет, я не хотел сказать чего-то неуважительного, — быстро добавил он.

— Мати тоже не местный, — добавила Арабелла, обменявшись со своим другом-сиамцем многозначительным взглядом.

Пангур подошел ближе, посмотрел на них, и они утихли. Он не слышал их слов, но мог по тихим голосам догадаться, что они все еще не одобряют его решения уйти от шлюза.

Стоя немного в стороне, рядом с Воробьем, Мати опустил взгляд. Обладая острым слухом, он уловил всё до единого слова. Но ведь не только Арабелла и Финк давали ему повод к опасениям. Он ощущал сомнение и в других кошках, невысказанное, повисшее в воздухе. Посмотрев вверх, он увидел полную луну. В прошлом его редко интересовал этот далекий шар. Но этой ночью вокруг луны светилась красная корона, которую видел только Мати, и в нем снова пробудился страх.

— Кошки шлюза Крессида! — заговорил вожак. — Я говорю и с кошками Канкса, которые теперь стали частью нашего сообщества. Пришло время покинуть это место. Нам предстоит путешествие — и перед нами весь мир. Кто здесь не хочет приключений? Кто боится неведомого? Мы счастливо жили у шлюза Крессида, но пришло время уйти.

— А если этот малыш ошибается? — настойчиво спросил Финк.

— Он — Король Тигровых котов. — Пангур покачал головой. — Я ему верю.

Он посмотрел на Мати, и Мати в ответ благодарно моргнул.

— Да что это вообще значит? — спросила Арабелла. — Что это значит — король без подданных, без своего племени?

Она слышала, как об этом говорил Бинжакс, и, как и другие, склонна была сомневаться в авторитете Мати.

— Его племя — это мы, — заявил Домино.

Его мать Трильон, стоявшая за его спиной, кивнула. Воробей выпятил грудь и восторженно замурлыкал.

Мати посмотрел на Пангура, гадая, не беспокоит ли вожака его собственная клятва верности. Но если это и было так, черный кот ничем этого не показал.

— Идемте, — сказал Пангур. — Пора уходить.

Он повернулся к парку ниже по течению реки и решительно зашагал прочь от мощенной булыжником рыночной площади. Кошки неохотно побрели за ним.

Мати догнал Пангура:

— Не в эту сторону, мистер Пангур, сэр.

Вожак заколебался.

— Но ты пришел с низовьев реки. И я предположил…

Тигровый не ответил. Он мгновение-другое смотрел на парк, где когда-то встретился с Этелелдрой. Его усы повернулись вперед. Он ощутил подушечками лап далекий гул, вибрацию, как будто кто-то бежал к ним, далеко-далеко… но быстро приближаясь. По звуку движения Мати не мог определить, было ли там одно существо или много… шаги казались странными, непохожими на кошачьи, несмотря на нечто кошачье в походке… и никакого запаха не долетало до Мати в воздухе позднего лета. Это нечто двигалось почти хаотически, словно плохо владело своим телом, но все же стремясь к некоей загадочной цели. Мати чувствовал некую сущность, которая не нуждается в отдыхе и никогда не отступает…

По лапам подростка поднялся жар. И из парка, из глубины дуплистого дерева, которое больше не существовало, внезапно зазвучал голос Этелелдры: «Ты должен бежать! Они идут!»

Пангур, стоявший рядом с Мати, не слышал этого предостережения. Он не обладал силой, позволяющей входить во Фьяней, разговаривать с шалианами и духами. Но вожак заметил тревогу в золотистых глазах Мати.

— Отлично, направимся вверх по течению. Там дорога, но я знаю одну тропку, что идет под ней, вдоль реки, ею пользуются батраки. Этой ночью вряд ли кто нас побеспокоит.