|
Это маленькое издание Библии, которое путники берут с собой в дорогу и которое прихватила я, отправляясь в Париж погостить весной 1917. Я была в возрасте Алисы и ни в какие «революционные смены формаций» не верила, — Александра Сергеевна протянула Йохиму маленький увесистый томик в кожаном переплете, запирающемся серебрянной застежкой. — И уж точно не могла знать, что никогда не вернусь домой… Не важно, что она на русском языке — вы и так все знаете… Примите с моим благословением…
Было уже заполночь, когда все расположились у потрескивающего камина. Люстры погасли, зато елка и зеленые букеты со свечами мерцали крошечными, колеблющимися огоньками.
— В эту ночь, как утверждают газеты, случается много пожаров. Но не пугайтесь — только не у нас. Мы люди опытные, приняты все меры предосторожности. Так что можем спокойно рассказывать Рождественские сказки. Только непременно — каждый про себя! Если позволите, я предлагаю начать maman, — сказала Елизавета Григорьевна.
…Это абсолютно мистическая история, — Александра Сергеевна откинула голову на спинку кресла и закрыла глаза. — Помнишь, Лизанька, тот день, когда тебе исполнилось десять лет и в твою спальню притащили подарок большой дамский велосипед, а ты до утра держала его за руль? Так вот именно в этот день нашелся перстень, тот, что перешел ко мне по традиции за год до того от maman Григория, а потом загадочно исчез. Конечно же, обнаружив пропажу, мы обшарили весь дом и сад — перстень дорогой, старинный, но главное — семейный талисман! Пропал. И уж я смирилась с потерей, многое тогда пришлось потерять — Россию, друзей, да и Гриша, уехавший в Москву, уже несколько месяцев не подавал вестей… А утром, в день рождения Лизаньки перстень подобрала Веруся (царство ей Небесное!) на круглой клумбе у входа, когда собирала для комнат цветы. Как он там оказался и почему не попался на глаза раньше — совершенно не понятно. Но я смекнула — это знак. Да, да, знак! И надо ждать чего-то особого.
Праздник кончился, гости разъехались — а я все ждала, сидела в саду и глаз с калитки не спускала… Глупости, думаете? Ан нет! Скрипнула калитка-то — я же ее незапертой оставила. Смотрю — идет ко мне Шура Зуев мой брат московский. Весь согнулся, исхудал, потемнел, а шинель его гвардейская — обтрепанная, замызганная — чуть не по земле волочится. Я уж думала, что его в живых нет. Перекрестилась — нашелся! Именно в тот день нашелся. И рассказал, как Гришу убили. Стала я вдовой с того же дня…
— Грустная что-то у тебя сказка получилась, бабуля. А перстень-то вот! — Алиса подняла руку и на безымянном пальце полыхнул зеленым глазом большой прозрачный камень. — На тридцатилетие получила от мамы… И вскоре поехала в Италию… Даже в его заслугу счастье свое приписывала… Но вот ведь подвел…
— Не знаешь ты, внучка, что без него-то могло статься, — Александра Сергеевна бросила взгляд на Йохима. — Не замечаем мы, когда нас от беды прикрывают — а только шлепки да затрещины чувствуем… Перстень этот александритовый — изменчивого настроения. При солнышке он красный, будто кровью наливается, в сумерках — лиловый, а сейчас — словно изумруд. Так и наша жизнь — вроде одна, а все разная. Шура Зуев, эмигрант нищенствовавший, бездомный, вскоре после того герцогом стал! Вот уж это, действительно, рождественская сказка.
— А, кстати, Александра Сергеевна, ведь у Зуева был сын в России. Не слыхали о нем? — поинтересовался Остин. — Искала я его, искала. У всех приезжающих оттуда спрашивала. Ничего! Как в воду канул. Так ведь и известно о нем мало — только дата рождения и фамилия — заметная такая, памятная — Кутузов… Ваш брат тогда не успел свой брак оформить: революция, война…
— А теперь давайте послушаем что-нибудь повеселее. |