|
) – Вам подать картину? – Владимир Игоревич с готовностью устремился всем корпусом – хватать-передавать, поддерживать, расстилать и освещать… Ему хотелось кружить вокруг кар-тины и ласкать ее руками и взглядами – вполне естественное, сродни влюбленности, состояние для подлинного коллекционера, которое распространяется и на уважаемого эксперта. Между прочим, история предмета знает и случаи благодарственного лобызания рук. – Погодите, – Кордовин снял очки и аккуратно сложил дужки дорогой модной оправы – как руки покойнику. Помедлил… – Прежде всего я хотел бы вот что выяснить: вам, Владимир Игоревич, нужно мое дей-ствительное мнение или моя подпись под заключением? Толстяк ахнул, вспыхнул. Ну что ж… Эмоциональный человек и, кажется, искренний лю-битель искусства, не жлоб какой-нибудь, даром, что завод украл… или рудник все-таки? – Захар Миронович! Кто ж захочет, чтобы ему в коллекцию фальшак вморозили! – Не скажите, – усмехнулся тот. – Лет восемь назад мне пришлось быть экспертом со сто-роны покупателя. Две картины, помню, предлагались: Машкова и, кстати, Фалька. Так вот, убо-гий слепец со зрелыми катарактами на обоих глазах определил бы, что сработаны эти две кар-тинки одной рукой. Причем без перерыва на кофе. Случай, казалось бы, ясный. Однако «коллекционер» рвал удила и неистово требовал сторговаться. Я был в идиотской ситуации. Ко-нечно, в таких случаях идеально сравнение рентгенограмм – ведь поддельщики имитируют, как правило, только видимую часть, фактуру завершающих мазков, до осмысленного построения картины у них ручонки не доходят. Но рентген подразумевает наличие аппарата и рентгенолога. – И что? – спросил Владимир Игоревич с тем выражением на лице, с каким смотрят фи-нальную погоню в кинотриллере. – Я просто молча сел в машину и уехал – поскольку никогда не подпишу заключения на фальшивку. Но года через два эти два ковбоя-близнеца были выставлены на одном уважаемом аукционе, с заключением более покладистого эксперта из «Арт-Модуса», и недурно проданы. Весьма недурно. Впятеро дороже, помнится… Да. А в доме капитана легендарного «Эксодуса» – того самого, того самого – я видел огромного Малевича: два на три метра, какого в природе никогда не существовало. И он славному капитану чрезвычайно полюбился. Несмотря на откро-венные отзывы многих экспертов. – Понимаете… Владимир Игоревич, – задумчиво продолжал он. – Будем смотреть правде в глаза. В последние годы охота за действительно ценными произведениями искусства становится все беспощаднее. Власть эксперта приобретает какие-то несоразмерные, неоправданные масштабы. И хотя это – моя профессия, – вы ведь позволите быть с вами откровенным? – мне омерзительно сейчас выглядеть в ваших глазах волшебником и чародеем. Я не чародей. – Господи, да я ж! – всплеснул тот руками. – Я понимаю и полностью даю себе отчет, что… –…А сейчас, пожалуй, взглянем на нее поближе. Владимир Игоревич кинулся и осторожно, на вытянутых руках передал картину эксперту. Тот молча повернул ее, стал рассматривать подрамник и холст с оборота… Несколько ми-нут тишину нарушало лишь взволнованное сопение толстяка, склоненного в напряженном по-лупоклоне, да снизу то и дело вспыхивали детские вопли, сопровождаемые шлепками по воде, и женский голос тягуче выпевал: «А я говорю, ты получишь по за-аднице…» – Вы, конечно, знаете, – наконец проговорил Кордовин, – что серьезной экспертизой счи-тается комплексная; то бишь, помимо искусствоведческого заключения, необходим ряд техно-логических исследований: рентгеновская съемка, химический анализ… Можно еще над микро-скопом пошаманить, набормотать нечто о пигментах, связующих… Такие заключения получают в какой-нибудь солидной экспертной организации. |
