— Я не знаю, как это делается, сколько понадобится времени.

— А если так, — не сдается Баррон, — иди на кухню, пусть тебя вывернет в какую-нибудь миску. Перельем все это в бутылку и спрячем за бачком в первой кабинке. Если обнаружат — придется импровизировать. А так — сейчас отмучаешься, потом не придется ни о чем волноваться.

— Мерзость какая.

— Иди и делай, — командует Антон.

— Нет уж. Я сумею изобразить пьяного, причем убедительно.

Вообще-то в эту среду я ничего не собираюсь изображать. Хотя что мне, спрашивается, делать? Утром подумаю хорошенько, сейчас остается только наблюдать.

— Делай как велено, иначе пожалеешь, — не унимается Филипов дружок.

Поворачиваю голову так, чтобы ему хорошо было видно шею.

— У меня нет шрамов, я не принадлежу к твоей семье, и ты мне не босс.

— Лучше бы тебе подчиниться. — Антон с силой хватает меня за воротник.

— Довольно, — вмешивается Филип. — Ты — живо на кухню, найди миску и сунь палец в глотку. Не надо щепетильничать. Антон, не трогай брата, мы и так на него давим.

Антон отворачивается и ударяет кулаком по дверце кабинки, Баррон ухмыляется во весь рот.

Чем больше мы ругаемся, тем проще ему нас контролировать.

Ищу кухню впотьмах. Там пахнет корицей и паприкой.

Нащупываю выключатель. Лампы дневного света отражаются в исцарапанных медных кастрюлях. Можно сбежать через заднюю дверь, но какой смысл? Пускай лучше ничего не подозревают. Иначе будут гоняться за мной по улицам, обыщут, найдут зашитые в ногу камни. Придется остаться и блевать в чертову миску. Достаю из большущего холодильника пакет с молоком. Желудку будет полегче.

Снимаю перчатки — подкладка вся промокла от пота. В тусклом свете руки кажутся слишком бледными.

Меня настигло кармическое воздаяние за то, что вчера поил деда перекисью водорода? Кладу палец в рот, противно-то как! Кожа на вкус соленая.

— Эй!

Поворачиваюсь. Незнакомый парень в длинном плаще нацелил на меня пистолет.

Пакет выскальзывает из рук и падает, молоко проливается на пол.

— Что ты здесь делаешь?

— Ой, — думай, думай быстрее, — у друга был ключ. Он здесь работает.

— С кем ты говоришь? — На свет выходит еще один мужчина, бритоголовый, в широком вырезе футболки красуется ожерелье из шрамов. — Это еще кто?

— Парни. — Я поднимаю руки, лихорадочно придумываю историю, вхожу в роль. Беспризорный малолетний мастер, только-только с автобуса, ищет работу и место, где переночевать, кто-то рассказал ему про ресторан и про Захаровых. — Я воровал еду. Простите. Могу посуду помыть или еще что вместо оплаты.

В противоположном конце кухни открывается дверь, и входят Антон с Филипом.

— Какого черта? — интересуется бритоголовый.

— Уберите от него руки, — приказывает Филип.

Парень в плаще направляет пистолет на брата.

Не думая, вытягиваю руку, чтобы сбить прицел. Оружие почему-то теплое на ощупь. А потом во мне срабатывает еще один инстинкт, и я изменяю пистолет.

Я словно смотрю сквозь металл, вижу все вплоть до самых крошечных частиц. Он жидкий, переливается во все новые и новые формы, нужно лишь выбрать одну.

Поднимаю глаза, получилось так, как я представил: вокруг пальцев громилы обвилась змея, изумрудно-зеленая, словно перо жар-птицы с того барельефа.

Он вскрикивает и в панике трясет рукой.

Змея извивается, сжимает и разжимает кольца: задыхаясь, открывает пасть и через мгновение выплевывает пулю, которая со звоном катится по стальному столу.

Раздаются два выстрела.

Со мной, с моим телом что-то происходит.

Грудь болезненно сжимается, выворачивается плечо. Может, меня подстрелили? Но нет, смотрю вниз, на свои пальцы — они превратились в узловатые древесные корни.