— Представь, что я Захаров. — Антон встает возле раковины. Внезапно до него доходит, что придется изображать жертву убийства. — Нет, постой. Пусть лучше Баррон сыграет дядюшку.

Они меняются местами.

— Вот так, давай.

— Что мне говорить?

— Притворись пьяным, — советует Баррон. — Ты напился и толком не понимаешь, где оказался.

Покачиваясь, подхожу к брату.

— Уберите его отсюда, — говорит тот с фальшивым русским акцентом.

Протягиваю руку в перчатке и, запинаясь, бормочу:

— Сэр, для меня такая честь...

— Вряд ли Захаров пожмет ему руку, — сомневается Баррон.

— Конечно пожмет, — не соглашается Антон. — Филип скажет, что это его маленький братишка. Кассель, давай еще раз.

— Сэр, для меня такая честь быть здесь. Вы так заботитесь о мастерах, помогаете нам дурить жалких простых людишек.

— Прекрати валять дурака, — беззлобно командует Филип. — Подумай о деньгах. Тебе нужно дотронуться до него, до кожи.

— Просуну руку под манжет. А в своей перчатке прорежу дырочку.

— Старый мамин фокус, — смеется Баррон. — Так она надула того парня на скачках. Ты вспомнил.

Лучше не комментировать это «вспомнил». Киваю, глядя в пол.

— Ну, покажи мне.

Протягиваю вперед правую руку и, когда Баррон пожимает ее, хватаю его левой за запястье. Держу крепко — ему понадобится несколько секунд, чтобы вырваться. Антон смотрит на нас широко раскрытыми глазами. Испугался, я точно вижу.

А еще вижу, как он меня ненавидит. Боится и поэтому ненавидит еще больше.

— Такая честь, сэр.

— И превратишь сердце в камень, — кивает племянник Захарова. — Будет похоже на...

— Поэтично.

— Что?

— Сердце в камень — поэтично. Сам придумал?

— Будет похоже на сердечный приступ, до вскрытия, во всяком случае. — Он не отвечает на мой вопрос — Пускай так все и думают. Справишься с отдачей, а потом вызовем врача.

— Пьяного ты не очень убедительно изобразил, — встревает Баррон.

— Уж постараюсь в среду.

Брат любуется собой в зеркале, приглаживает бровь, демонстрирует хорошо очерченный профиль. Наверное, брился опасным лезвием — слишком уж чисто. Красавчик. Такой легко продаст что угодно кому угодно.

— Нужно, чтоб тебя стошнило.

— Что? Хочешь, чтобы я сунул два пальца в глотку?

— Почему бы и нет?

— Зачем?

Всматриваюсь в братьев. Их лица известны мне в мельчайших подробностях, сейчас они сосредоточены на другом и не следят за собой. Филип раскачивается туда-сюда с мрачным видом, складывает руки на груди и снова опускает. Преданный мастер; наверное, его не очень радует, что придется укокошить главу клана. Даже если это сулит богатство и власть. Даже если, заняв место убитого, друг детства сделает его своей правой рукой.

Баррон, напротив, забавляется вовсю. Братец любит верховодить, но что именно он получит в результате? Явно постарался убедить Филипа и Антона в своей незаменимости. Уничтожает собственные воспоминания, но зато держит всех нас за горло.

Вполне возможно, тоже старается ради денег. Глава преступного клана — тут замешаны огромные деньжищи.

— Боишься, не получится? — интересуется Баррон. О чем это мы? Ах да. — Подумай, самое трудное — попасть внутрь. А так ты ворвешься сюда, зажимая рот рукой, запрешься в кабинке и во всеуслышание распрощаешься с ужином. Захаров первый посмеется. Тут-то мы его и прижмем.

— Неплохая идея, — кивает Филип.

— Я не знаю, как это делается, сколько понадобится времени.