– Посмотреть с этой позиции, так фраза и впрямь вынута из контекста, – признала Мёрфи. – Но куча народу возразит тебе в том смысле, что Библия не может иметь изъянов. Что Господь Бог не допустил бы подобных ошибок.

– Мне кажется, Бог дал каждому свободу выбора, – сказал я. – Что предположительно – да нет, очевидно – подразумевает право отклоняться от исходного оригинала при переводе с одного языка на другой.

– Не заставляй меня думать, – запротестовала Мёрфи. – Моя вера превыше.

Я ухмыльнулся.

– Вот видишь? Потому я не религиозен. Должно быть, просто не умею держать язык за зубами достаточно долго, чтобы ужиться с кем-либо другим.

– Мне кажется, это потому что ты никогда не позволял никакой религии тронуть тебя за живое.

– Ну, и это тоже, – согласился я.

Ни я, ни она на протяжении всего этого разговора не оглядывался на лежавшее в гостиной тело. Воцарилась неловкая тишина. Поскрипывали половицы.

– Убийство, – произнесла, наконец, Мёрфи, глядя на стену. – Возможно, кто-то считает, что осуществляет священную миссию.

– Убийство, – повторил я. – Делать какие-то заключения преждевременно. И все-таки, чего ты мне позвонила?

– Этот алтарь, – ответила она. – И нестыковки в обстоятельствах ее смерти.

– Никто не примет магическую надпись на стене в качестве улики.

– Я понимаю, – кивнула она. – Официально она проходит по графе «самоубийство».

– Из чего следует, что я играю самостоятельно, – заметил я.

– Я переговорила со Столлинзом, – возразила она. – Я беру два дня отгула – начиная с завтрашнего дня. Так что я тоже в игре.

– Отлично, – я вдруг нахмурился: мне в голову вдруг пришла мысль, от которой мне сделалось немного не по себе. – Это ведь не единственное такое самоубийство, верно?

– Я сейчас при исполнении, – вздохнула Мёрфи. – Это информация, делиться которой с тобой я не имею права. В отличие от кого-то вроде, скажем, Баттерса.

– Верно, – согласился я.

Совершенно неожиданно Мёрфи стремительно крутанулась на месте, описав правой пяткой горизонтальный полукруг на высоте колена. Нога ее со стуком врезалась во что-то невидимое у нее за спиной, и это что-то тяжело ударилось об пол. Мёрфи – зажмурившись! – навалилась на это невидимое что-то, и руки ее с растопыренными пальцами описали в воздухе несколько круговых движений, будто шаря вслепую. Потом Мёрфи хмыкнула, еще раз двинула руками и чуть повела плечами.

Высокий женский голос громко охнул от боли, а потом под Мёрфи возникла девушка. Мерфи навалилась на нее, прижав к полу и завернув ей руку за спину под болезненным даже на вид углом.

Девушке было лет восемнадцать. Одежду ее составляли солдатские бутсы, черно-серые маскировочные штаны и серая футболка в обтяжку. Ростом она едва не на фут превосходила Мёрфи, да и сложение имела этакое… капитальное… кирпичное. Коротко остриженные, выбеленные перекисью волосы торчали задорными панковскими шипами. Татуировка, начавшись на шее, ныряла под футболку и показывалась уже на голом животе, вновь уходя дальше куда-то в штаны. Еще у нее были полдюжины колец в ушах, колечко в ноздре, колечко на брови и серебряный шарик под нижней губой. На руке, которую удерживала Мёрфи, поблескивал браслет из темных стеклянных бус.

– Гарри? – произнесла Мёрфи голосом, при всей вежливости и терпеливости требовавшим объяснения.

Я вздохнул.

– Мёрф, ты помнишь мою ученицу, Молли Карпентер?

Мёрфи склонила голову набок и вгляделась в профиль.