– Для чего?
– Для того, чтобы восхититься ею в расцвете ее юной, невинной, полной жизненных соков красоты! А так к моменту, когда ты разрешишь мне поговорить с ней, боюсь, она начнет увядать.
– Почему-то я почти уверен, что ты переживешь такой удар.
– Жизнь, Гарри – это не только выживание.
– Верно, – согласился я. – Есть еще работа.
Боб закатил глаза-огоньки в пустых глазницах черепа.
– Брат мой. Ты держишь ее за монашку, а меня заставляешь работать как собаку. Это несправедливо.
Я начал собирать все необходимое, чтобы завести Маленький Чикаго.
– Кстати, о собаках. Сегодня вышла странная история, – я рассказал Бобу про Мыша и его лай. – Тебе известно что-нибудь про Храмовых Собак?
– Больше твоего, – вздохнул Боб. – Но ненамного. По большей части почерпнутое из слухов и сказок.
– И ничего, похожего на правду?
– Почти ничего. Ну, несколько моментов, на которых сходятся различные источники.
– Валяй.
– Они не совсем смертные, – сказал Боб. – Это потомки священной собаки Фу и земной суки. Они очень умны, очень преданы, выносливы и при необходимости могут здорово надрать кому-нибудь задницу. Однако основная их функция – сторожевая. Они следят, не проникает ли в наш мир темных духов или энергий, они охраняют людей или их территорию, а также предупреждают их и всех остальных об опасности.
– Что ж, тогда ясно, почему Старая Май отрядила на помощь Стражам изваяния этих Храмовых Псов, – я достал метелку, сделанную из рябиновой палочки и связки совиных перьев и осторожно смахнул ею пыль с миниатюрного города. – А что насчет этого лая?
– Их лай обладает некоторой сверхъестественной силой, – ответил Боб. – Во многих преданиях говорится о том, что его слышно на расстоянии до пятидесяти или даже шестидесяти миль. И его свойства не ограничиваются физическими: он способен проникать в Небывальщину, и его улавливают даже бестелесные создания. Они его боятся; большинство их бежит его как огня – кстати, при необходимости Мыш может запросто запустить зубы, несмотря даже на то, что они духи. Я думаю, этот лай-будильник, о котором ты говоришь, является частью его сторожевых свойств, этаким оповещением о грозящей опасности.
– Суперпес, – хмыкнул я.
– Но не пуленепробиваемый. Храмовые псы смертны.
Это стоило обдумать. Интересно, можно ли найти кого-нибудь, кто изготовил бы Мышу кевларовый бронежилет.
– Ладно, Боб, – сказал я. – Заводи и проверь системы.
– Слушаюсь, босс. Надеюсь, ты отметишь, что я делаю это, не повторив еще раз жалобы на несправедливость того, что ты видел эту пышку неглиже, а я нет.
– Отмечу в протоколе, – буркнул я, снял с полки череп и поставил его на лист голубого прозрачного пластика, обозначавший озеро Мичиган. – Проверь, все ли в порядке, пока я настрою морду лица для работы.
Череп повернулся лицом к городу, а я сел на пол в позе лотоса и закрыл глаза, сосредотачиваясь и замедляя сердцебиение. Дышать я старался реже, глубже, чтобы с каждым выдохом меня покидали тревоги, эмоции – все кроме того, что нужно для работы.
Помнится, раз, обсуждая со мной боевые искусства, Мёрфи сказала, что рано или поздно наступает момент, когда никто уже не может научить тебя ничему новому. И что стоит тебе достичь этого состояния, как единственным способом продолжать совершенствоваться остается передавать свои знания кому-то еще. Именно поэтому она занималась с детьми и вела курсы самообороны для женщин.
Тогда это показалось мне расплывчатой мудростью вроде тех, на которые так горазд буддизм, но блин-тарарам, она оказалась совершенно права. |