Изменить размер шрифта - +
На момент встречи с охотниками Кирьянов находился в гораздо худшем состоянии, чем Артем, когда его сняли с вершины. На грани физического истощения от голода и переохлаждения. Результат - пневмония, обморожения, ампутация половины ступни на одной ноге и двух пальцев на другой ноге.

 Кирьянова привезли в ту же больницу, где уже находился прооперированный Саня. Только вот у Артема не было ни малейшего желания навестить Алексея. Князь получил то, что заслужил. Если бы не поддался панике... Если бы остался там, с Артемом... Если бы вел себя как мужчина... И сам бы был целее, и время бы они не потеряли. И вдвоем успели бы вытащить еще одного пострадавшего из вертолета. А то и двух. Но одного - точно! Так что никакой жалости Артем к Кирьянову не испытывал, и разговаривать им было не о чем.

 

 Наконец-то Литвинскому сообщают, что он может катиться на все четыре стороны - у следствия нет к нему вопросов. Оно и понятно. Как ни крути, а причина крушения вертолета очевидна - ошибка пилотов. Да, КВС был против последней высадки, а Семенов и Кирьянов настояли, и их вина в этом тоже есть. Но решение принял пилот. За что и поплатился. Если сомневался - надо было посылать к черту Семенова и лететь на базу. Ну, да что теперь говорить. Претензии предъявлять не к кому, да Артему и не хочется, собственно.

 Впрочем, претензии предъявлять будут, это совершенно очевидно. Родные погибших наверняка сочтут подозрительным список выживших в крушении - оба гида и организатор. И в то, что это в большей степени стечение обстоятельств - того, что вертушка упала именно носом вниз, а они садились в вертолет последними, как и положено гидам, и, соответственно, оказались на самом верху, вряд ли кто-то поверит. Наверняка, будут искать виноватых. Живых виноватых. В свое оправдание Артем мог бы сказать, что они могли бы спасти еще одного-двух человек. Могли бы... вдвоем с Кирьяновым.

 Но вот чего Литвинский совершенно не признавал, так это сослагательного наклонения. И никогда не оправдывался. Тем более, вины его здесь не было. Только на душе было все равно очень скверно.

 Однако, ему нужно решать свои насущные проблемы. Он остался в чем есть, ни денег, ни документов - все это там, в шале, на базе. Есть, правда, телефон, но он замерз ночью на горе. И изволил "издохнуть". А когда у Артема появилась возможность зарядить его... Первый же звонок.

 - Тема?!

 - А ты кого рассчитывал услышать?

 - Блядь, Литвин... - и пауза. Виталий даже не знает, что сказать. Уже потерял надежду услышать голос друга. Он дозванивался Артему с того самого момента, как в новостях появилась информация о крушении вертолета в районе Медвежьего Клыка. А о том, что Литвин должен быть в составе той группы, он знал - говорили накануне с Артемом по телефону. Звонил на мобильный и слушал о недоступном абоненте. Звонил туда, на базу - там тоже ничего не знали. И теперь вот, когда он вновь, безо всякой надежды, набрал этот выжженный клеймом в голове номер - гудок! И голос... Темкин голос...

 - Я тоже рад тебя слышать, Ковалев.

 - Сука ты, Литвин...

 - Вижу, соскучился...

 Виталий даже злиться не может. Ни злиться, ни радоваться. Только опустошающее чувство облегчения: живой!

 - Артем... - выдыхает глубоко, голос слушается плохо. - Возвращайся, а? Приезжай. Чтобы я мог тебя собственноручно придушить!

 - От такого соблазнительного предложения невозможно отказаться, - усмехается Артем. Потом серьезнеет: - Приеду. С делами тут закончу и вернусь. Все равно здесь сейчас делать нечего.

 - Хорошо. Ждем. Ты как? Целый?

 - Целый, целый, - успокаивает друга Артем. Они знакомы не один год, многое вместе пережили. И о том, что чувствовал Виталий все то время, когда не знал о его судьбе, тот может не говорить вовсе. Артем это знает сам, чувствует в паузах, в интонациях, в этой нарочитой грубости.

Быстрый переход