К утру Генри осунулся, глаза у него запали от бессонницы. В темноте он
сварил себе завтрак, а в девять часов, когда дневной свет разогнал волков,
принялся за дело, которое обдумал в долгие ночные часы. Он срубил несколько
молодых елей и, привязав их высоко к деревьям, устроил помост, затем,
перекинув через него веревки от саней, с помощью собак поднял гроб и
установил его там, наверху.
-- До Билла добрались и до меня, может, доберутся, но вас-то, молодой
человек, им не достать, -- сказал он, обращаясь к мертвецу, погребенному
высоко на деревьях.
Покончив с этим, Генри пустился в путь. Порожние сани легко
подпрыгивали за собаками, которые прибавили ходу, зная, как и человек, что
опасность минует их только тогда, когда они доберутся до форта Мак-Гэрри.
Теперь волки совсем осмелели: спокойной рысцой бежали они позади саней
и рядом, высунув языки, поводя тощими боками. Волки были до того худы --
кожа да кости, только мускулы проступали, точно веревки, -- что Генри
удивлялся, как они держатся на ногах и не валятся в снег.
Он боялся, что темнота застанет его в пути.
В полдень солнце не только согрело южную часть неба, но даже бледным
золотистым краешком показалось над горизонтом. Генри увидел в этом доброе
предзнаменование. Дни становились длиннее. Солнце возвращалось в эти края.
Но как только приветливые лучи его померкли, Генри сделал привал. До полной
темноты оставалось еще несколько часов серого дневного света и мрачных
сумерек, и он употребил их на то, чтобы запасти как можно больше хвороста.
Вместе с темнотой к нему пришел ужас. Волки осмелели, да и проведенная
без сна ночь давала себя знать. Закутавшись в одеяло, положив топор между
ног, он сидел около костра и никак не мог преодолеть дремоту. Обе собаки
жались вплотную к нему. Среди ночи он проснулся и в каких-нибудь двенадцати
футах от себя увидел большого серого волка, одного из самых крупных во всей
стае. Зверь медленно потянулся, точно разленившийся пес, и всей пастью
зевнул Генри прямо в лицо, поглядывая на него, как на свою собственность,
как на добычу, которая рано или поздно достанется ему.
Такая уверенность чувствовалась в поведении всей стаи. Генри насчитал
штук двадцать волков, смотревших на него голодными глазами или спокойно
спавших на снегу. Они напоминали ему детей, которые собрались вокруг
накрытого стола и ждут только разрешения, чтобы наброситься на лакомство. И
этим лакомством суждено стать ему! "Когда же волки начнут свой пир?" --
думал он.
Подкладывая хворост в костер. Генри заметил, что теперь он совершенно
по-новому относится к собственному телу. Он наблюдал за работой своих
мускулов и с интересом разглядывал хитрый механизм пальцев. При свете костра
он несколько раз подряд сгибал их, то поодиночке, то все сразу, то
растопыривал, то быстро сжимал в кулак. |