О том, как все-таки неплохо быть мудрым вороном, пусть необычного цвета, мне не дало домыслить появление Оли. Вернее, сперва в кабинет вплыл настоящий гжельский поднос со свидетельствами моего гостеприимства, затем прозвучала музыка смертоносной бижутерии кустарного производства… Марина оставила нас наедине, я скользнул взглядом по женщине средних лет с пока тонкой сетью морщинок у уголка покрасневших глаз и тихо сказал:

– Присаживайся, Оленька.

– Знаешь, почему я здесь? – как в давние годы сходу взяла проблему за рога Оля, только не было в ее блестящих голубых глазах прежнего комсомольского задора.

Я отрицательно покачал головой, хотя прекрасно понимал, зачем она разыскала меня. Вовсе не для того, чтобы посмотреть, как я выгляжу через столько лет, выяснить, чем живу. Впрочем, наверняка, осведомлена; многие люди, приходящие в этот кабинет считают меня целебнее кремлевской больницы и влиятельней президентов, невиданно расплодившихся на одной шестой части света.

– Ты мне поможешь? – с оттенком утверждения продолжила Оля. Со временем вызывающий тон в устах любого собеседника мне перестал нравиться. И Оля не исключение. Тем не менее наливаю кофе в крохотные фарфоровые чашечки гарднеровской работы и улыбаюсь:

– Конечно, Оленька. Садись, выпей коньяка, успокойся немного.

Мне ничем не хотелось помогать этой абсолютно безразличной для меня женщине, но пацана с фотографии я никогда не смогу вычеркнуть из своей памяти – слишком ему обязан. Зато Ольге этой, полузнакомой… Хоть слово бы какое-то сказала… Да нет. У нее тоже все осталось в прошлом. Поросло травой забвения, чертополохом прожитого.

– Оленька, что же от меня требуется? Операция ребенку за границей или пришла трахнуться по старой памяти?

– Почти не изменился, – коротко выдохнула Оля. – Такой же циник и…

– Прости, пожалуйста. Однако, согласись… Впрочем, неважно… Так что привело тебя ко мне через столько лет? Наверняка, беда. Жила бы припеваючи, на кой дьявол я тебе бы сдался…

Тогда, помню, я не любил, когда она плакала. Сейчас мне это тоже не нравится.

– Извини, – рывком поднялась из кресла Оля. – Я ошиблась дверью.

Возле этой самой двери я успел ее остановить, обнял за плечи и бережно усадил на диван.

– Знаешь, Оля, я несколько раздражительным с возрастом стал, особенно когда не высыпаюсь…

– Значит все у тебя, как тогда? – отказалась от попытки захлопнуть за собой дверь моя бывшая единственная любовь.

– Как тогда, – подтвердил я. – Но сейчас не это важно. Что стряслось, Оля?

– Юру арестовали.

– А это кто?

– Мой муж.

– За что взяли?

– Ни за что, – предельно ясно ответила Оля и снова заплакала.

Понятно. Даже если ее благоверный оставил отпечатки пальцев на ста трупах, Оля, как, впрочем, многие другие, уверена – убивать, грабить, красть может кто угодно, только не близкий человек.

– Тебе нужен адвокат?

– Ему нужен. Я пыталась, но… Я ведь домохозяйка…

– Понятно. Я дам денег на адвоката.

– Да ничего тебе непонятно. Думала, ты хоть немного изменился. Деньги у меня есть.

– Ладно, ты хоть скажи: его задержали или арестовали?

– А какая разница? – непонимающе посмотрела на меня Оля.

Я прикурил сигарету и перевел разговор из теоретической правовой плоскости в нужное направление:

– Так за что захомутали твоего инженера?

– Он уже пять лет не работает по специальности…

– Торгует, значит?

– Откуда знаешь?

– Из жизни.