| А сейчас я позволяю выволочь меня из меня, все – сплошная рана, потому что меня и раньше, когда у меня было свободное время, часто ранили, но то были пустяки в сравнении с этой раной. Ее мне должен зашить не обученный этому делу надзиратель, так распорядился врач. Но я, к счастью, умер раньше. И что теперь делать? Сейчас мы всунем мне в пенис катетер, чтобы по пути в театр трупов все выглядело так, будто я еще не умер. Теперь то я точно мертв. Благодарю за это удачное вторжение в мое тело, доктор. Таким образом, вы присвоили себе мою кожу, под которой я – огромная, ужасная, сплошная рана, отовсюду течет кровь, нервы и сухожилия оголились, свет проникает в мои органы через ребра, стало быть, никто не сможет зашить эту рану, вот так, а теперь признавайтесь, кто спер мои внутренности? Немедленно вернуть! Нет, не ему, мне! Мы ведь не на бейсболе! И не трахаемся. И все же вон там какая то птица, кажется, орел, отнимите у него мои внутренности. Но сперва сделайте, наконец, свои снимки! Да побыстрее, нажмите вот здесь, а то он улетит, этот орел! Орел ведь птица, охраняемая законом. А то я сам не поверю, что этот орел отхватил у меня, не поверю, если не снимете на пленку. Ничего нельзя принимать на веру, если это не сфотографировано или не снято на кинопленку. Йо хо хо, вот она, радость разглядывания и переживания, то и другое вместе. Если ничего не пережил, то, по крайней мере, иди и разглядывай картинки. Вот так. Пока я говорю, дерево удлиняется. Для крупноформатного снимка. Если бы снимок еще и двигался, мы могли бы сделать изображение для лупы времени, для замедленного показа, и продолжали бы его разглядывать. Но снимок стал вдруг таким неподвижным. Задумался о чем то? О том, что ждет его в будущем? Должно быть, думает, что он кинофильм! У него мания величия? Не знаю, не знаю. Кто только что, пока я говорил – не надо меня прерывать, это очень невежливо – стащил мою печень? От кого сейчас вылетел ручной орел, которого его тренер, этот сотворивший человека первомыслитель, этот спаситель из Prince Waterhouse , нет, на этот раз принц Blackwater , старательно дрессировавший его майонезом из мошонки, от кого и где вылетел орел? Из какого вольера, вы можете называть это вольером, а я бы назвал просто клеткой, он улетел? Каждый день, в одно и то же время он, этот орел, уезжает, совершенно точно, можете взглянуть на расписание поездов, стало быть, должен и возвращаться, он из породы классических загородников, что мотаются на пригородных поездах туда и обратно, на работу и с работы. Возвращается и снова уезжает, улетает, отправляется поездом; вернувшись, каждый раз уезжает опять, этот стервятник, ставший наемником, клюющий мою печень, потому что у него нет больше работы. Другие на это не способны. У них есть стоящие рядом клетки. Они к этому привыкли. Их обжигает зной. Но и к этому они привыкли. Им запрещают пить. Но они – привыкли. Их лишают сна. Но они – привыкли. Господи, им все нипочем, они все уже испытали! Сидят в вольере как хищные птицы. Они к этому привыкли. Кто ими владеет, тот им и командир. К примеру, кто владеет нами, тот низок и зол. Он, к примеру, создал себе женщину и других тоже, чтобы они постоянно издевались над нами, ибо прежде был покой. Прежде были только мужчины из глины, они не могли двигаться, но теперь но теперь но теперь они прямо таки прут вперед, неважно, против кого. Ну и пусть себе прут. Принцип бессмысленного сотворения женщины был следующий: внешне красиво, а как же, но внутри наделано такое множество ошибок, что просто тьфу, и наши бедные, перегруженные работой фаерволы должны их отлавливать. Тогда зачем их было делать? Сыновья, во всяком случае, один из них найдет выход из положения, сыновья придут и освободят меня. Отгонят от моей печени орлов и крепкие напитки тоже. И орел, и моя печень не связаны друг с другом, нет, они все же связаны, но, будучи в одной связке, они связаны с чем то еще. И вот там, наконец, воцарился покой. Там уже все съедено. Если вы меня спросите, я скажу, что вообще то было бы лучше, если бы остались люди из глины. |
