Изменить размер шрифта - +
Выдается свидетельство о смерти. Кто хочет, может ознакомиться. Я выдрессирован, нет, не с помощью майонеза, о котором выше, просто я выдрессирован так, что каждому, кто попадется мне на глаза, я должен порвать пасть. Должен, и все тут. Это сильнее меня. Ничего не могу с этим поделать. В супермаркете, в отделе свежих овощей, работал продавцом один араб, так я ему инстинктивно едва не порвал пасть, сделай я это – и все было бы как надо, но из жалости к этому несчастнейшему из несчастных, ни в чем не виноватому, что стоял под насмешливыми взглядами других продавцов, как наш брат под током, я в последний момент сдержался. Но так уж меня обучили, и я превратился в машину разрушения, в автомат, я словно сам стал игрой, в которую играют на экране, но при этом я всегда лишь исполнитель.

 

Нет, не отделяйте от меня мой образ, это слишком суровое наказание, я уже не раз это повторял, я приказывал! Оставьте мой образ мне! Я так рад, что он вообще был сотворен, этот образ. Другим я сотворю образ сам! А мне, прошу вас, оставьте мой! Иначе я почувствую себя так, словно меня выбросили, вы ведь этого не хотите, это делается двойным щелчком, Double Click, совсем просто, выбросил и взамен взял что то другое. Им нужны солдаты на выброс, но им нужны и их образы, тоже на выброс, а также фото пирамид человеческих тел, куда попадают порой живьем, да да, ты тоже, дорогая Аида, в совершенном цифровом изображении, ты теперь там, внутри, а до этого я дал указание по мастурбации и распорядился относительно необычных позиций, в то же время я приказал себе и другим сохранять известную стыдливость в браке, о чем мы уже говорили, разумеется, впустую, в таких делах не существует рецептов за или против, и где только я сам этому научился? Откуда я узнал обо всех этих позициях, только видел, сам никогда не пробовал, всего лишь видел? Увидеть – не значит испытать самому. К тому же мне так трудно дается учение! Но этому я научился играючи, в том числе и приказывать, чтобы узники избивали друг друга, это дело я быстро усвоил и передал другим, точно по адресу, нужному адресату, но тот уже умел это делать и без меня и не нуждался в обучении, и все это соприкасается с поверхностью фотографии, которая словно зонт укрывает от крови, мочи, блевотины, спермы, слюны и всего, что вызывает отвращение, соприкасается, нет, прикладывается к поверхности снимка, к зонтику, к зонтику образу с такой силой, аккурат внутренней стороной подъема стопы, что ему, зонтику, потребуется медицинская помощь, нет, не ему, а нам, нет, все же не нам, извините, я загляделся на него, я просто влюбился в этого пленника, в этого узника, для которого я придумал пытку опутанного проводами капуцина, ну что тут еще скажешь? Я загляделся на того, кого вообще не мог видеть! Это, опять таки, вполне типичный случай. К сказанному добавлю только вот что: я загляделся, но я даже видеть не могу этот измаранный объект. Тогда к чему все это? А плевать. Зато на экран это не произвело никакого впечатления, впечатления получаем мы, мы оказываемся под властью впечатлений, так то оно лучше, можно снова и снова вызывать в памяти эти впечатления, они ведь там накапливаются, каждый раз как новенькие или почти новенькие, выстиранные специальным порошком, такие пушистые и в то же время прочные.

 

Пойдем дальше и сменим объектив, я хотел сказать, объект, совпадающий с тем, на что он смотрит и одновременно поддерживает, чтобы у смотрящего, когда он увидит меня, не подломились колени. Еще один, см. фото 3 , улыбаясь во весь рот, фотографируется с вырванным из моей груди сердцем. Я должен на это смотреть, но ничего больше не вижу. Вот она, настоящая пытка! Прошу вас, позовите еще раз врача, но не того, что уже был, он такой грубый, ради бога, позовите не откладывая, другой делает все лучше. Все знают, что он здесь, этот доктор, оно здесь, это событие, то, что он делает, касается лично каждого, вот только не видно ничего, ничего больше не видно. Ты знаменит на весь мир и ничего от этого не имеешь! Вон тот, что стоит там, как раз держит перед камерой мое сердце, мое сердце, мое сердце! Все вокруг рыдают, все воют, даже не замечая, что держат в руках всего лишь фото, на котором, само собой, мое сердце находится под землей.

Быстрый переход