Иное дело – Грендель, в котором сочетались черты существа волшебного и существа смертного. Морской великан Эгир, если верить легендам, был сыном Ньорда от человеческой женщины, и Грендель смог бы прижиться у своих двоюродных сородичей – Эгир и его жена великанша Ран славились своим гостеприимством и добросердечием на все Девять Миров, от Асгарда и Мидгарда до огненного Муспелльхейма. Люди же, как известно, непохожих на себя чужаков не терпят, да и слава у Гренделя чересчур недобрая.

    Если Грендель останется в Даннмёрке, его убьют – не Беовульф, так кто-нибудь другой. Со смертью матери он растерял большую часть колдовской силы и стал обычным великаном…

    – Иди, – сказал Беовульф бывшему противнику. – Иди в море и никогда не возвращайся. Тебе нет места среди нас. За все злодейства тебя наказал не я, а боги Ванахейма. – Гаут вскинул меч. – Мою руку направляли ваны. То, что Хрунтинг не убил тебя, а лишь отсек руку – знак того, что Ньорд и Фреир не хотели твоей смерти.

    Грендель молча развернулся и заковылял к дальней части острова, в сторону скал. Люди двинулись за ним – проследить. В темном ущелье плескалась морская вода, был слышен шум прибоя, отражавшийся от каменных стен. Он вошел в воду не обернувшись и ничего не сказав напоследок. Только Фенрир тихо гавкнул ему вслед.

    – Возвращаемся, – сказал Беовульф. – Заметили, очень холодно – тварь мертва, а колдовство доселе не исчезло.

    Да, не исчезло. Солнце стояло в зените, однако не грело. Каждый чувствовал, что камни под ногами чуть подрагивали, пульсировали, будто человеческое сердце, впитав чуждое волшебство.

    – Давайте поспешим, – нахмурился Хенгест. – Не нравится мне это. Совсем не нравится.

    Быстро преодолели стылые болотины, перебрались на соседний остров, потом на следующий, более высокий. После исчезновения тумана обзор был отличный, и от взгляда никак не могло ускользнуть то, что старое капище – валуны, идолы, кажущиеся издалека тонкими палочками, темный силуэт жреческого дома, – все начало покрываться инеем, ярко сиявшим на солнце. Окруженная возвышенностями впадина превращалась в огромную глыбу льда, медленно погружавшуюся в топь.

    – Ты уверен, что мать Гренделя умерла? – спросил Беовульфа епископ. – Не сбросила облик, не превратилась в бесплотный дух, а именно умерла?

    – Не знаю. Там – Граница. Там может случиться все, что угодно… Если она уснула вновь – то очень надолго. До самого Рагнарёка и Последней Битвы.

    – Уйдем. Мы сделали все, что смогли…

    К следующему утру на месте бывшего капища остались лишь подернутые ледком бездонные омуты. Никогда в будущем даны не ходили в эту часть болота, твердо помня о Проклятии Хеорота, сгинувшем несчитанные зимы назад, но оставшемся в памяти людей навек.

    * * *

    – И где же голова Гренделя? – с непонятной интонацией вопросила Вальхтеов, когда Беовульф с соратниками, грязные, уставшие и продрогшие, предстали перед конунгин по возвращению в Хеорот. В поселке сильно пахло гарью, огромные пожарища на вершине холма все еще тлели, полоса сизого дыма растянулась над равниной на тысячи шагов. – Ты обещал принести добрые вести, вождь Беовульф.

    – Ни Хеорот, ни новый бург, который ты собираешься поставить, ни твоих сородичей Грендель и его мать более не побеспокоят, – твердо ответил гаут.