Какой там догляд, когда одна мать на ошестёх сорванцов да на седьмую Федорушку руки ломала. Ну и споткнулась на непосильной работе.

А с такими-то руками безрукими, какие у Федорушки остались, зыбку качать и то — пойди попробуй!

Парнишек народ кого в кузницу пристроил, кого в подпаски загонялой, вместо собаки, кого в лавку затрещины хватать. А Федорушке одно дело — милостыню просить.

Ходила Федорушка годы вела...

Тут возьми да подвернись весёлая барыня, самого губернатора жена.

И пес её душу знает, какого она лешего искала в наших заплатанных краях? Губернаторёнка своего за хвостом возила.

Этот самый гнаторёнок и заметил Федорушку.

— ОЙ, — орёт, — маманька! Кукла на завалинке сидит! Купи!

Купи да купи. Вынь да положь.

А ей, барыне-то, по душе, что по меже, — лишь бы юбку не вымарать.

— Поскольку ты на другое дело не пригодна, — говорит она Федорушке, — беру тебя заместо забавы. Садись на задке и ногами помахивай.

Так вот и умахала Федорушка от смеху на потеху.

Как сам губернатор увидел её, поразился:

— Кого ты, — спрашивает, — матушка, привезла? О-хо-хо, — ржет, — пузырь на вилке. Ты, — говорит, — матушка, утром по гостям пошли: пущай соберутся поглядеть.

Барынька муженьку рада угодить. Нарядила она Федорушку по своей задумке: голову ей начисто остригла, щёки свёклой натёрла и выпустила вечером на пьяных гостей.

Стоит Федорушка среди разгульного хохоту, бегут-катятся слёзы, расходятся со щёк алыми пятнами на белом наряде...

Довольная губернаторша перстенёк на пальце крутит, а бородатый Расстегай скакуна через стол хозяину за Федорушку сулит...

Навеселились гости да и забыли про неё. Уторкалась под стол Федорушка, наревелась там и уснула.

Проснулась... Над столом голос губернаторши стелется в Расстегаево ухо раструбом:

— Да ты не бычься, брат! Ну, беда ли в том, что муженёк мой на скакуна твоего девку менять не хочет? А ты не торопись. Наиграется. Уродство, оно надоедливо. Придёт время, так отдаст. А ты Федорку эту с каким-нибудь там пьянчугою повенчай. Наплодят они тебе таких выродков, каких свет не видывал. Да за такой цирк тебе не одного скакуна дадут. Что ни год, то урод! Прямая выгода!

Федорушка даром что не мудра была, а поняла, к чему губернаторша клонит. Сомлела вся: как беду отвести?! За кого спрятаться? По губернии бежать всё равно что на сковороде жариться: и перевернут, и посолят, и на стол подадут... А бежать надо.

Дождалась она, когда Расстегай с губернаторшей уйдут, выползла из-под стола, по коврищу мягкому не стукнула, по сеням протемнила, не звякнула, скатилась с высокого крыльца... только мерин Расстегаев храпанул у привязи, только сторож трещоткою прокатал тишину...

Выскользнула за ворота, а там баба хмельная на краю канавы сидит, никак сама подняться на ноги не может.

— Ой, лихушки мне, — тянет она к Федорушке грабастую пятерню. — Подай подушку-перинушку. И у тебя нетути? — И запела пьяная:

Дёргает баба разутой ногой и приговаривает:

— Слышь-ка, девонька? Хавронья я Свиное Рыло. Чо уставиласьто на меня? Звезду енеральскую увидела? Тащи меня за ухи из грязи домой.

Принялась Федорушка Хавронью из канавы тащить. Хоть мала силенка, а к силе приварок.

Хавронья баба здоровая. Закондыбала по улице. К дому подходить стали, совсем твёрдыми ногами пошла. В избе лучину запалила, рука не дрогнула.

Чудно Федорушке показалось и то, что в доме у нее не корки да сухари, а калачи на сахаре.

ОЙ, взяла беда расчёта, вышла в дверь, вошла в ворота...

«Будь ты трижды неладная! — клянёт себя Федорушка. — Спряталась, что дитя малое: голову в подклеть, а задок под плеть...»

А Хавронья Федорушку уже и ко столу манит.