Затем толпу лошадиными грудями раздвинули несколько всадников. Один из них - дородный мужичина с гигантской палицей на боку - спрыгнул с коня, подбежал к богатырю Георгию и взволнованно заговорил, жестикулируя.

    О чем говорил всадник с богатырем, я не слышал - в ушах у меня всё еще звенело после сильного удара. Но очень быстро я понял, что этот, с палицей, и есть гневливый батюшка Гаврилы воевода Иван Степняк.

    Выслушав воеводу, Георгий отошел в сторону и, скрестив на груди руки, остановился в позе наблюдателя. Теперь действовал Иван Степняк. Одним мощным движением он вздернул непутевого отпрыска на ноги, присел и перебросил громадную сыновью тушу через колено. Поколебался немного и, решившись, сдернул с Гаврилы портки, обнажив белую задницу, размером многократно превосходившую лоб слона.

    Толпа восторженно взвыла. Кто-то вложил в руку воеводы кожаный ремень…

    Когда началась порка, я зажмурился. Толпа многоголосо ревела. Гаврила выл по-белужьи. Оксана заливалась смехом…

    Я отвернулся - это ведь был не только позор отрока, но и мой тоже!.. Никогда раньше, клянусь собственными рогами, такого не случалось! Ужас, просто ужас!

    Кое-как нашел в себе силы и прочитал заклинание, вызывая дождь. Получился настоящий ливень, да какой! С грозой, с молнией, с полным затемнением неба и исчезновением солнца за лиловыми тучами - настоящее бесовское светопреставление!..

    Народ с воплями разбежался кто куда. Папаша-воевода быстренько прекратил экзекуцию. Богатырь Георгий укрылся от дождя под брюхом своего коня. Оксана захлопнула ставни. Гаврила поднялся, подтянул портки и со всего духу кинулся бежать - никто его не преследовал… Я, всё еще оставаясь невидимым для всех (кроме Георгия), ринулся вслед за детиной.

    Никакого труда не составляло догадаться, куда бежит Гаврила: к бабке Заманихе - куда же еще? Для него теперь лесная избушка ведьмы - самое безопасное место на всем белом свете!..

    Уже возле избушки заклинание моей невидимости иссякло. Обезумевший от позора и горя Гаврила набросился на меня с кулаками. Пришлось принять кое-какие меры…

    * * *

    -  Урррою!!! - ревел Гаврила. - Нечисть поганая, противники добрых людей! Опозорили, осрамили! Обманули! Убью!!!

    -  Жабу в рот, - снова предложила Заманиха. - У меня уже уши заложило от его крика.

    -  Ничего, - успокоил я, - надолго его не хватит. Уже два часа буйствует. Скоро затихнет. Должен же он когда-нибудь устать и угомониться?

    Гаврила громоподобным воплем немедленно объявил о том, что угомонится он нескоро. Я с сомнением посмотрел на веревку, стягивавшую ноги детины, другой конец ее привязан был к толстенной ветви дуба, произраставшего в нескольких шагах от избушки Заманихи. Гаврила болтался на привязи вниз головой, как Буратино, и орал во всю мощь своих тренированных легких раненым носорогом.

    Вовремя я его стреножил! Иначе он бы здесь всё разнес. Мне б рога посшибал, а бабку Заманиху на этот самый дуб загнал, как плешивую кошку, и избушку ее с землей сровнял бы.

    -  Слушай, друг! - попробовал я успокоить неистовствовавшего отрока. - Не всё еще потеряно! Мы проиграли битву, но не войну! У нас договор подписан с тобой?..

    -  Знать не хочу никакой договор! Отпустите меня! То в козла обратили, то на всеобщее посмешище выставили! Вместо того чтобы Оксану в меня влюбить! Опустите!

    -  А раз подписали договор, то и беспокоиться не о чем! - договорил я, без твердой, впрочем, уверенности в голосе.