Пентаграмма дохнула холодом, и в камере появился… длиннобородый Златич. Я только охнуть и смог.
- Ура! - оглядев присутствующих, воскликнул воевода красных партизан-дружинников. - Наконец-то! Товарищи, сюда! Здесь тепло!
Товарищи, синие от холода, повалили из пентаграммы валом. В это же самое время железная дверь камеры за долю секунды раскалилась и оплавилась. На пороге маячили трехрукие и трехногие ребята в скафандрах и с синдамотами. Зарстранцы высадились…
Штирлиц - тоже с синдамотом наголо - стоял позади них. Впрочем, стоял - это громко сказано. Руки и ноги, моими стараниями скрученные в узел, он так и не распутал. Зато, в полном соответствии с анатомией настоящего зарстранца, отрастил дополнительные конечности. То есть частично сбросил маскировку. Тяжко ему, наверное, было припрыгать сюда на одной ножке, неся в руке громоздкий агрегат. Хотя он не жаловался. Он кричал:
- Вот они! Вот! Сугунда бар! Эхма! Шпионы! Старались выдать себя за зарстранцев, а скафандр, должно быть, сняли с убитого связного! Они его и убили!
- Это не мы! - открестился я. - Это Ука-Шлаки его сожрал. Но не со зла, а с голодухи!
- Убить! - воскликнул Штирлиц..
. - Хррчпок! - нехорошо обрадовались зарстранцы.
- Много Штирлицев! Очень много Штирлицев! - кровожадно возликовал помешанный рейхсфюрер, кидаясь в бой.
- Товарищ Штирлиц, разрешите представить рапорт о завершении боевой операции! - стараясь перекричать всех, орал Златич, вытянувшись во фрунт перед Степаном Федоровичем. - Вверенные нам заснеженные территории оккупированы. Волосатые первобытные дикари разогнаны к едрене-фене, а гиганты с гляделками во лбу - разрази их центральный комитет - взяты в плен!
- Попомнят проклятые гиганты богатыря Микулу! - присовокупил рыжий детинушка Микула, возбужденно помахивая секирой.
- Я вас никуда не посылал! Я вам ничего не приказывал! Раскрутите меня обратно!
- Хайль мне! - поздоровался заглянувший в изуродованный дверной проем Гитлер.
- Сгинь, фашист проклятый! Тебе-то здесь чего надо? - прорычал я, чувствуя, что еще немного - и сам сойду с ума, как несчастный Гиммлер. А что? Я ведь тоже не железный! Я был бы даже рад, если б у меня рассудок немного помутился, можно было бы безмятежно усесться на пол и, бряцая на натянутом струной хвосте, весело спеть: «Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались… »
- Мы тут с Евой вышли погулять, - доброжелательно сообщил фюрер, - а у вас вечеринка. Меня, конечно, не позвали. Дорогой друг Штирлиц, как это, по-вашему, справедливо?
- Огненные вихри преисподней… - услышал я свой дрожащий голос.
Реальность дрогнула и поплыла перед моими глазами. Я все силился хоть как-то осмыслить молниеносно разворачивающиеся непостижимые события, но ничего, кроме зверской головной боли, не достиг. Степан Федорович от ужаса развязался самостоятельно и попытался убежать, но Златич с дружинниками прижали его к стене. Партизаны, размахивая отмороженными руками, требовали немедленной выплаты командировочных и каждому по ордену Красной Звезды. Гиммлер за минуту получил от толпы зарстранцев так, что теперь лежал не двигаясь. Гитлер, обнимая похожую на кудрявую болонку Еву Браун, полез к трехруким и трехногим зарстранцам с дружескими рукопожатиями и запутался в их конечностях. Ева, вырвавшись из объятий фюрера, заземлилась на скрюченном Штирлице. Кажется, она поздравляла его с тем, что он наконец-то стал отцом, и любовно кивала при этом на обалдевшего до полного окаменения коротышку циклопа. |