Изменить размер шрифта - +
В особенности — Фридкин. «Билли они люто ненавидели, — вспоминает писатель Уолон Грин. — Стоило ему начать свой «обстрел», как душа у них уходила в пятки». Оглядываясь назад, Фридкин размышляет: «Мостов за собой я пожёг немало. С презрением относился к Диллеру, Шайнбергу и Айзнеру. И чем выше они поднимались, тем проще становилось им напоминать мне о прошлом. Все, кого я унижал, поднимаясь по эскалатору вверх, повстречались со мной, во время моего спуска. Не мудрено, что студии всячески противились моему присутствию и совместной работе».

Но вряд ли справедливо объяснять всё банальным сведением счётов. Мегапродюсеры не хотели связываться с ветеранами «нового» Голливуда вроде Фридкина, потому что те оставались слишком влиятельными, были независимы и дороги. Симпсон и Джоэл Сильвер предпочитали иметь дело с новичками типа Адриана Лайна или Тони Скотта, которых можно нанять за гроши и вертеть ими как вздумается. «Художниками» стали продюсеры динамичных картин про автокатастрофы и пожары, у которых на первом месте были деньги, а не кино как таковое.

Безудержная страсть, привнесённая Скорсезе в ленту «Бешеный бык», — привилегия молодых. С годами режиссёрам «нового» Голливуда уже было что защищать, они познали горечь поражений, буря страстей сменилась апатией и цинизмом. «Придя в Голливуд в конце 60-х, я застал ребят вроде Ричарда Брукса и Билли Уайлдера, представляете, они ещё были живы, — рассказывает Фридкин. — Думаю, они частенько перемывали нам кости, брюзжа по поводу дерьма, что мы тогда снимали. Режиссёры, снимавшие, в моём понимании, великолепные фильмы, сегодня такими не кажутся. Почему так происходит? Причина в том, что в Америке кинематограф — занятие для молодых. Когда я снимал «Французского связного» или «Изгоняющего дьявола», то ни минуты не сомневался в том, что эти фильмы будут иметь успех. Почему? Да потому что они показывали именно то, что я хотел увидеть. А я хотел видеть то, что было по душе подавляющему числу зрителей. Сегодня, если честно, я не знаю, что народ хочет увидеть в кино. Сегодня я сам, как занудный старик, оказался в положении Уайлдера и Брукса. И, как они в начале 70-х, полагаю, что по большей мере у нас снимают откровенное дерьмо».

Фридкин утратил способность различать хорошее и плохое кино. «Я никогда не настраивался на плохую постановку, — продолжает режиссёр. — Что вы, наоборот, считал, что каждый следующий фильм обязательно выйдет лучше, чем прежний, по крайней мере, — не хуже. А главное, никак не мог взять в толк, почему люди перестали принимать мои работы на ура. Теперь, наконец, понимаю: картины выходили так себе, ни уму ни сердцу, даже с технической стороны — посредственность. Знаете, что всегда заводило меня, да и сейчас ещё держит в тонусе? «Гражданин Кейн»! Надеюсь еще поставить нечто сопоставимое с этим шедевром. Пока — не выходит».

Довольно неприглядная правда заключается в том, что не каждому режиссеру изначально было дано что-то сказать этому миру. И хотя все мнили себя творцами авторского кино, большинство таковыми отнюдь не являлись, по крайней мере, в том смысле, который характеризует, например, Вуди Аллена. Мало кто ставил фильмы по собственным сценариям; большинство оставалось заложником чужого материала. Рассказывает Коппола: «Бывает, что и великий режиссёр совсем не силён в сценарном деле. Возьмите Скорсезе, он не похож на парня, который будет сидеть взаперти и выдумывать историю, ему нужна идеальная книга». А вот мнение Фрэнка Йабланса: «Режиссёрам приходится снимать кино, неважно, что в загашнике у студии — хороший материал или так себе. Если режиссёр в отчаянии говорит: «Ладно, я его вытяну», знайте — ничего путного не выйдет».

Быстрый переход