«А может, это потому, что я так горько оплакивал свою утраченную способность к колдовству? Я ведь так ни разу и не поблагодарил богов за те благословенные дары, что от них получил…

Что ж, теперь у меня ничего нет! Все мои способности — видеть не только глазами, но и сердцем, — заключены в темницу моих незрячих глаз, а в своем бесполезном теле я стал лишь обузой для тех, кого люблю!»

— Тилла!.. Латилла! Тебя чего так давно не видно? Куда ты запропала? — услышал он громкий девчоночий голос.

— Здравствуй, Карие… — Последовало молчание, и Лало догадался, что Латилла знаками объясняет своей подружке, что отец у нее ослеп. Вторая девочка тоже примолкла.

Лало нащупал рукой потрескавшиеся деревянные перила и, держась за них, стал спускаться вниз.

— Ты как, папа? Не устал?

— Да.., да, немножко, — отвечал он с трудом. — Пожалуй, я посижу тут, отдохну. Тут удобно. А ты ступай, ступай.., поболтай с подружками. Не беспокойся обо мне. Мне здесь вполне хорошо.

Еще несколько минут Латилла крутилась где-то рядом; потом ее легкие шаги стали почти не слышны — она перешла с подружками на другую сторону пирса; он слышал, как девчонки болтают и хихикают.

Волны бились о сваи пирса, когда к нему причаливала рыбачья лодка. Поскрипывало дерево, хлопала парусина. Берега гавани мешали морскому ветру свободно играть в парусах. Зычный мужской голос крикнул кому-то на берегу слова приветствия, потом весь пирс задрожал — кто-то бегом бросился ловить брошенный с лодки конец. Боги, до чего же знакомые звуки! Лало пытался мысленно представить себе, что именно сейчас будут делать те, кто приплыл на лодке: как они будут спускать паруса, как подтянут судно к пирсу, чтоб не болталось на волнах… Но всего припомнить так и не смог.

Опустив голову, он закрыл руками лицо. Сколько раз приходил он сюда, чтобы подумать, помечтать. Порой на душе у него было светло и радостно, порой его одолевало отчаяние… Но почему ему никогда и в голову не пришло рассмотреть все это КАК СЛЕДУЕТ! Почему он никогда не смотрел вокруг, а лишь сидел и пережевывал свои собственные мысли до полного изнеможения или пока за ним не приходила рассерженная Джилла и не уводила его домой?

Он вспомнил те давние времена, когда испытал самое горькое свое горе (если, разумеется, не считать теперешнего!). Тогда дар Инаса Иорла стал для него проклятием, от которого он не находил спасения. Лало помнил, как безнадежно смотрел в тот день в грязные воды гавани и, наверное, бросился бы туда, если бы случайно не обратил внимание на весь тот мусор, который плавал у пирса.

«Но ты же не видишь, что плавает в этих водах сейчас?..»

Неужели это его мысли? Его слова? Тихо, ах, как тихо и ласково плещутся волны о причал — такой глуховатый, успокаивающий звук, точно кто-то поет ему колыбельную… Лало еще немного повернулся к воде, склонил голову набок, прислушался…

Всплеск волны, неслышный спокойный откат… Вскоре начнется прилив, и весь выброшенный на берег залива мусор снова унесет далеко в море… Голова Лало все тяжелела, и под ее тяжестью он склонялся к воде ближе, ближе… Влажный воздух приятно освежал разгоряченный лоб. Как просто было бы позволить себе всего лишь упасть вниз… Темные воды сомкнутся над ним, и тогда какая разница — вернется к нему зрение или нет…

Он с тяжким вздохом, скорее похожим на стон, склонился еще ниже, не позволяя себе думать ни о чем, желая лишь одного — прохлады, тьмы, отдохновения…

— Папа, папа! Осторожней! — Детские пальцы дочери с острыми ногтями вцепились в его плечо, потащили вверх. Лало бессознательно рванулся прочь… — Папа, ты что? Ты заснул? Но ты же чуть в воду не свалился!

Лало в отчаянии покачал головой.