– Какую еду-то?

– Всякую. Вообще еду, дон Мардонио.

Инженер в хорошем настроении.

– Жабоглот! Сыграй что-нибудь, пусть повянет сорная трава, что проросла в моем сердце по вине негодяев, унизивших меня! Я готов простить всех. Когда я приступлю к исполнению высоких обязанностей, для которых предназначен судьбою, я буду широк и великодушен. Прошу грабителей и предателей, забуду разочарования и измены, всё. Но это унижение не прощу никогда! Жабоглот, мой главный капельмейстер, ты так простодушен, ты не можешь даже понять, какого человека развлекаешь своим искусством. Но прочь, моя печаль! Пой, Жабоглот!

Жабоглот взвизгивает от восторга, вынимает из футляра свою скрипку, настраивает; вот он потоптался немного на месте в своих сандалиях, откинул пончо… Жабоглот танцует. Он танцует и поет:

– Я оставляю его в хороших руках. С вашего позволения, сеньор Инженер, я отправляюсь, – говорит дон Раймундо. И выходит.

– Где дон Кармен Хирон? – спрашивает Инженер.

– Он не пойдет, – отвечает смущенно Эпифанио Кинтана.

– Почему?

– «Мне больше ста лет. Не для меня теперь такой путь. Довольно, я уже отшагал свое». Так он сказал.

– Ведите меня к нему.

Эпифанио Кинтана и дон Раймундо подходят к полуразвалившемуся домишке. Сморщенный старик сидит на скамейке, жует лист коки, моргает. Кажется, он не ощущает холода.

– Добрый вечер, дон Кармен Хирон. Раймундо Эррера, глава общины Янакоча, приветствует тебя как младший старшего.

Старик склоняет голову.

– Янакоча приняла решение бороться против сеньоров. Они ограбили нас. Мы хотим жаловаться властям, законно, по всей форме, а для этого нужен план с обмерами нашей земли. Мы забыли, где были межевые знаки, но, может быть, вы, старые люди, припомните, и тогда мы отыщем их следы. Ты – самый старый человек в Тамбочаке. Идем с нами!

– Ты сам говоришь – я старый. Не могу ходить.

. – Ты помнишь прежнюю Янакочу. Твои ровесники давно уже стали прахом, а ты еще греешься в лучах солнца, что встает над долиной Чаупиуаранга. Жизнь наградила тебя сыновьями, внуками, правнуками и праправнуками, у тебя нет зубов, но ты ешь картофель, посаженный общиной. Молю тебя – идем с нами.

– Я не дойду до межевого знака, Раймундо. Умру на дороге.

– Ты видел, что творится с водою? Могучая река Чаупиуаранга остановилась. Белая река не движется. Тамбочака тоже стоит. Река Монсеррат совсем ослабела. Все ручьи, источники, маленькие ключи и огромные водопады, все самые крошечные родники стоят. А в Уараутамбо семь водопадов, вы их помните, дон Кармен? Семь водопадов, что падали с высоты, такие веселые, бурные. Теперь повисли они, мертвые, над скалами, и заросли дрока покрыли их. Прадеды наши не запомнят такого.

– Боюсь я идти с тобой, Раймундо.

– Слушай меня, старик. Время сошло с ума. Тиран, что правит нашей провинцией, судья Монтенегро, решил повеселиться и приказал изменить календарь. Он не. знал, что со временем шутить нельзя. Теперь судья не стареет, он не боится смерти… говорят, у него каменные кости. А земля болеет! Все перепуталось! Что должно расти, гибнет. Что должно умирать… растет. Дети стареют, не познав молодости. А нам, старикам, нет покоя, ибо смерть не приходит за нами. Нам нужен план! Помо гите же, дон Кармен! Помогите восстановить справедливость ня свете!

Дон Кармен Хирон дрожит. Зубы его стучат.

– Не знаю, о чем говоришь, Раймундо, – отвечает он еле слышно. – Одно только знаю: не могу решиться дойти с тобой.

– Не заставляй меня вести тебя силой.

– Ноги меня не слушаются, Раймундо.