|
Люди отдают богу душу в тридцать, в сорок лет. Тяжкий труд, эпидемии – редко кто доживет до старости, и если уж доживает, то вечно хранит память обо всех страданиях и муках своего народа. И вот мы выбрали главой общины Раймундо Эрреру, потому что ему шестьдесят три (я сам выпил целый кувшин хлебной чичи на дне его рождения), а главное, потому что он видит насквозь все подлые замыслы сеньоров. Члены семьи Эррера никогда не были начальством в Янакоче, но этот три-раза попадал в рекрутский набор и уцелел, шесть лет провел в шахтах Серро-де-Паско, три года в Кастровиррейне, а там добывают ртуть, сеньор, там у лошадей копыта гниют и превращаются в кашу!
– Староста, староста, староста! Не успел еще Эррера въехать в середину толпы, как на дороге появился Порфирио Роке, скотовод из Мичивилки. – Испанцы переходят через мост! Порфирио – совсем юный, только что женился; он волнуется: впервые пришлось ему – и в таких молодых летах – говорить перед лицом общины. Кинулись к мосту. Я тоже заковылял вверх к Кенкашу. В самом деле! По мосту через Янауанку тянется цепочка усталых, потрепанных великанов. Бешеным галопом вывернулся откуда-то Сантьяго Лукас, собаки с визгом разбегались, спасаясь от копыт его лошади. – Они стоят лагерем в Уараутамбо. – Ты сам видел? – спросил старый Эррера. – Да, видел, сеньор. Эррера гордо выпрямился в седле. – Ты – брат Фелисиано Лукаса. Сантьяго Лукас покраснел. Эррера снял шляпу. – Горько мне говорить тебе это: Фелисиано Лукас не вернется. – Что вы сказали, сеньор? – Он погиб в бою. – Откуда вы знаете? – Он сам мне это сказал, Я мало сплю. Наверно, от ртутных испарений на рудниках разучился спать. Вчера, когда я перелопачивал зерно в своем амбаре, твой брат явился мне. – Я счастлив видеть, что ты, Фелисиано, живым и здоровым вернулся из боя. Твой брат обнял меня, я ощутил невесомое прикосновение его РУК. – Ты устал, Фелисиано. – Я иду из Хунинской пампы. Я отправился в путь вчера, дон Раймундо. – Неужто за одну ночь ты прошел сорок лиг , Фелисиано? – Больше. Я знаю твоего брата с рождения. И никогда не слышал, чтоб он солгал. Скажи мне другой такие слова: «Я прошел сорок лиг за одну ночь», я б засмеялся. – Вот почему одежда твоя в лохмотьях. – Кустарник на тропе цепкий, дон Раймундо. Вы могли бы дать мне поесть? Домитила, моя жена, оставила мне кастрюлю с жареной кукурузой. – Ешь, Фелисиано. Он набросился на кукурузу. – Мы победили, дон Раймундо, – пробормотал он. Он ел жадно. Глаза его сверкали. – Мы победили испанцев! Вербовщики генерала Миллера в прошлом августе взяли меня силой. Не беда! Я молод, силен, и в жилах моих течет кровь храброго народа. Так я думаю. Тяжко служить в армии поневоле, но как легко, дон Раймундо, когда понимаешь, за что воюешь. Я теперь уже сержант!.. Он говорил, а сам все ел кукурузу. – В боях я понял, Эррера, что наша борьба справедливая. И я, такой тихий, стал храбрым бойцом. Три месяца провел я в передовом отряде Боливара в погоне за армией испанца Кантерака. Вчера мы наконец нагнали их в долине Борбон. Мы их разбили, дон Раймундо. Конец испанскому владычеству! Мы свободны, мы будем жить на свободной земле, дон Раймундо! Посмотри на мое копье. Остро наточил я его, и горько заплачут испанские матери. Тут я заметил, что на шее у него дыра и из нее вываливается кукуруза. По этому признаку всегда мертвеца узнаешь. Тогда я понял, что твой брат мертв. |
