Старый Эррера подходит к вдове Либорио, с улыбкой берет ее под руку.

– Зачем спорить, когда рядом вот эта чудесная вдовушка! Ни один мужчина не откажется жениться на такой красотке!

Вдова Либорио краснеет. Видно, не раз мечтала она, что кто-нибудь из проезжих останется с ней. Ах, если бы нашелся такой! Да где там, никто не захочет. Земля здесь бедная, климат суровый, вокруг ни души.

– Вот за тебя я бы пошла, дон Раймундо, – смеется вдова.

– Да говорят, помираю я.

– Зря только болтают.

Мы заночевали у вдовы. Но и в эту ночь вы не спали, дон Эррера.

С рассветом двинулись в Астакото и в полдень въехали в селение. Лукас и местные власти ожидают нас. Нам приготовлен обед. На площади играют дети. Старый Эррера подъезжает ближе. Дети испуганы.

– Дети! Меня зовут Раймундо Эррера, я глава обпшвы Янакочи и ездил обмерять земли, которые у нас отняли. Идите за мной!

Он пришпоривает коня. Мы едем следом. Эррера направляется к скалам Такиамбра. Остановился против скалы, что нависла над пропастью, похожая на руку с растопыренными пальцами. Рука Господа зовется эта скала.

– Дети! На этой скале – главный межевой знак. Мы поставили его, когда обмеряли свои земли в тысяча семьсот пятом году. Я хочу, чтобы вы навсегда запомнили это место. – И нам: – Бейте детей, бейте без пощады.

Засвистели плети, мы были безжалостны, мы никого не щадили. Дети кричали от ужаса и боли. Наши плети наносили кровавые раны.

– Еще!

Мы били еще и еще. Наконец старый Эррера поднял руку. Приблизился к плачущим детям.

– Дети мои: от этих ударов мне еще больнее, чем вам, но надо, чтобы знаки навечно остались на ваших телах. Дело сделано. Стирает ветер следы на песке, и подобна песку память человеческая. Но отныне всякий раз, как вы посмотрите на эти рубцы…

Рыдания прервали его речь. Старый Эррера подошел к маленькому мальчику, взял в ладони чумазую, пухленькую мордашку, залитую слезами и кровью. Поцеловал.

– Всякий раз, когда вы посмотрите на шрамы от сегодняшних ран, вы вспомните, как несчастный, жалкий, глупый Раймундо Эррера приказал избить вас, чтобы вы навсегда запомнили, где стоит наш главный межевой знак, ибо эти руины были когда-то столицей наших предков… Растите спокойно. Пусть вырастут и у вас дети, внуки и правнуки. И если к тому времени они не станут свободными, приведите их сюда и избейте плетьми!

Порыв ветра сорвал с него шляпу, и тут мы увидели его лицо.

Уже очень давно старый Эррера прятал свое лицо, надвигал низко шляпу, кутался в шарф.

– Что с вами, дон Раймундо? У вас лицо синее, – прошептал Мауро Уайнате.

Старый Эррера указал на озеро, где, чуждые наших забот плескались тощие утки.

– Это отсветы от воды.

– Нет, не отсветы, дон Раймундо.

Синей' рукою провел старый Эррера по синему лбу.

– Ну, значит, под глазами посинело.

– Да нет же, сеньор, не только под глазами. Пусть бы уж только лицо, а то вы весь синий! Ресницы синие, усы, уши, волосы, руки…

Но старый Эррера больше не слушает Мауро.

– В путь! – приказывает он.

Мы спускаемся к Пильяо. Середина дня: хутор Паулино Кинто. В дверях Криспин и Гуадалупе спорят с кем-то.

– В чем дело? Я послал вас в Пильяо. Почему вы медлите? – сердится старый Эррера.

– Дон Паулино Кинто не дает нам лошадь.

– Это правда?

– Мне лошадь самому нужна, сеньор. Тут не до прогулок, работать надо, – бормочет Паулино Кинто.

– А мы, по-твоему, на прогулку едем?

– Почем я знаю!

– А что за нами охотится полиция, тоже не знаешь?

– Мне лошадь самому нужна.