– Я сделал все, что мог, сеньоры, – говорит старый Эррера.

И волоча ноги, уходит в дом.

Это было в шесть. А в семь дон Раймундо Эррера умер.

Глава двадцать девятая,

о том, как озеро Чаушуаранга осталось по-прежнему озером, но перестало называться Чаупиуарангой

Вся в черном, на груди – сердце из серебра, что подарил ей Раймундо Эррера в день свадьбы, встала Мардония Марин на пороге своего дома. Забегали по селению соседи.

– Умер отец наш!

Плакали жители Янакочи, не хотели верить. Каждый с тех самых пор, как себя помнил, помнил и старого Эрреру, что уезжал с прошением, возвращался и опять уезжал. Без устали боролся он за наши права, и трудно себе представить, как будем мы жить без него. Но ничего не поделаешь, приходится верить, что умер старый Эррера, ибо мертвенная бледность разлилась по синему его лицу и – никогда мы этого не видели! – закрыты его бессонные глаза.

Члены Совета общины обрядили тело, надели на него костюм, который старый Эррера носил лишь в особо торжественных случаях. Знаменем общины покрыли его, старым знаменем, изодранным бурями, дождями и ветрами в бесконечных походах. Открытым оставили только лицо Раймундо Эрреры, которое мы никогда не забудем.

В день похорон низко нависло над селением угрюмое небо. Погруженные в скорбь жители Янакочи забыли пригласить на церемонию соседние селения, но весть разнеслась далеко по всей бывшей долине. На катерах, на специально нанятых лодках прибыли делегации – десять руководителей общин, пятнадцать выборных. Целая толпа шла следом за гробом. Вот и кладбище. Поставили гроб у края ямы, где старый Эррера наконец-то сможет уснуть. Выборный Роблес бросил последнюю горсть земли. Теперь надо написать на плите дату смерти. Густой запах прока стоял вокруг. И задумался выборный Роблес. Какую цифру поставить? Когда умер дон Раймундо Эррера? Какого числа, какого месяца, в каком году? Сколько прожил он? 2216 лет или 2215? Заколебался выборный Роблес, выпала из руки его ненужная кисть.

– Посмотрите на небо! – закричал в страхе Криспин.

Люди подняли глаза: стояли над головой облака, не уплывали. Уже давно остановились в своем течении реки. Теперь и небо недвижно.

И тут послышались выстрелы. Много месяцев отряд войск 21-го военного округа гонялся за ними в горах. Теперь, стреляя направо и налево, отряд входил в селение. От первой очереди упали мертвыми Вентура Ара, Лино Мальпартида и Сесилия Камачо. Маленькая дочка Сесилии Камачо, подняв кулачки, кинулась навстречу солдатам – очередь срезала и ее.

Люди с воплями бросились бежать.

«Мой зять ранен!» – кричал тесть Карвахаля; жена Сицриано Гуадалупе вопила: «Верните мне мужа!»; «Крисостомо, Криспина убили!» – крикнул старый Хуан Роблес; Магно Валье, посредник: «Я, ни при чем!»; жена Басилио: «Как я буду одна кормить детей?»; Константино Лукас: «Достали-таки меня!»; Николас Сото: «Детей-то хоть пожалейте!»; Теодосито Рекис: «Еще солдаты идут!»; Эпифанио Кинтана: «Они поджигают дома!»; отец Часан: «Они ответят за это перед господом!»; Алехандрина Гуи: «Не умирай, сыночек!»; Ригоберто Басилио: «Поднимайте руки, тогда перестанут стрелять!»

Капитан Реатеги осмотрелся: валялись трупы, раненые рыдали, выли, остальные в ужасе разбежались кто куда.

– Прекратить огонь! – приказал капитан.

В ворота кладбища входил еще один отряд. Пахло порохом.

– Грамоту нашли?

– Никак нет, мой капитан, – отвечал младший лейтенант.

– Инженер где?

– Говорят, в соседней бухте, мой капитан.