Изменить размер шрифта - +

Старый истрепанный  зеленый капитанский бумажник найден на  полу  пустой; но
сундук  Марьи Тимофеевны  не тронут, и  риза  серебряная  на  образе тоже не
тронута; из капитанского платья тоже всЈ оказалось цело. Видно было, что вор
торопился  и человек  был  капитанские  дела  знавший,  приходил  за  одними
деньгами и знал, где они лежат.  Если бы не прибежал в ту же минуту  хозяин,
то дрова разгоревшись наверно бы сожгли дом. "а по обгоревшим  трупам трудно
было бы правду узнать".
     Так передавалось  дело. Прибавлялось и еще сведение:  что  квартиру эту
снял для капитана и сестры его сам господин Ставрогин, Николай Всеволодович,
сынок генеральши  Ставрогиной,  сам  и нанимать приходил, очень  уговаривал,
потому что хозяин  отдавать не хотел и  дом назначал  для кабака, но Николай
Всеволодович за ценой не постояли и за полгода вперед выдали.
     - Горели не спроста, - слышалось в толпе.  Но большинство молчало. Лица
были мрачны, но раздражения большого, видимого, я не  заметил. Кругом однако
же продолжались истории о Николае  Всеволодовиче и о  том,  что убитая - его
жена, что вчера  он из первого здешнего дома, у генеральши Дроздовой, сманил
к себе девицу,  дочь, "нечестным порядком", и что жаловаться на него будут в
Петербург, а что жена зарезана, то это видно для того, чтоб на Дроздовой ему
жениться. Скворечники были не более как в двух с половиною верстах, и помню,
мне подумалось: не дать  ли туда знать? Впрочем я не заметил, чтоб  особенно
кто-нибудь  поджигал  толпу, не хочу грешить,  хотя  и мелькнули предо  мной
две-три рожи из "буфетных",  очутившиеся к утру на пожаре и которых я тотчас
узнал. Но  особенно припоминаю одного  худощавого, высокого парня, из мещан,
испитого, курчавого, точно сажей вымазанного, слесаря, как узнал я после. Он
был не пьян, но, в  противоположность мрачно стоявшей толпе, был как бы  вне
себя.  Он всЈ  обращался  к народу,  хотя и  не помню слов его.  ВсЈ, что он
говорил  связного, было не длиннее  как: "Братцы, что ж это? Да неужто так и
будет?" и при этом размахивал руками.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ.
     Законченный роман.

I.

     Из  большой  залы  в  Скворешниках  (той  самой,  в которой  состоялось
последнее свидание Варвары Петровны и Степана Трофимовича) пожар  был как на
ладони. На рассвете, часу в шестом утра, у крайнего окна справа, стояла Лиза
и  пристально глядела на потухавшее зарево.  Она была одна в комнате. Платье
было на  ней  вчерашнее, праздничное, в  котором она  явилась  на  чтении  -
светло-зеленое, пышное,  всЈ в кружевах, но уже  измятое,  надетое наскоро и
небрежно.  Заметив   вдруг  неплотно  застегнутую  грудь,   она  покраснела,
торопливо  оправила  платье, схватила с  кресел еще вчера  брошенный ею  при
входе красный платок и накинула  на шею. Пышные волосы в разбившихся локонах
выбились  из-под платка на правое плечо. Лицо  ее было усталое, озабоченное,
но  глаза  горели  из-под  нахмуренных бровей. Она  вновь подошла к  окну  и
прислонилась горячим  лбом  к  холодному стеклу. Отворилась  дверь, и  вошел
Николай Всеволодович.
Быстрый переход