Старый истрепанный зеленый капитанский бумажник найден на полу пустой; но
сундук Марьи Тимофеевны не тронут, и риза серебряная на образе тоже не
тронута; из капитанского платья тоже всЈ оказалось цело. Видно было, что вор
торопился и человек был капитанские дела знавший, приходил за одними
деньгами и знал, где они лежат. Если бы не прибежал в ту же минуту хозяин,
то дрова разгоревшись наверно бы сожгли дом. "а по обгоревшим трупам трудно
было бы правду узнать".
Так передавалось дело. Прибавлялось и еще сведение: что квартиру эту
снял для капитана и сестры его сам господин Ставрогин, Николай Всеволодович,
сынок генеральши Ставрогиной, сам и нанимать приходил, очень уговаривал,
потому что хозяин отдавать не хотел и дом назначал для кабака, но Николай
Всеволодович за ценой не постояли и за полгода вперед выдали.
- Горели не спроста, - слышалось в толпе. Но большинство молчало. Лица
были мрачны, но раздражения большого, видимого, я не заметил. Кругом однако
же продолжались истории о Николае Всеволодовиче и о том, что убитая - его
жена, что вчера он из первого здешнего дома, у генеральши Дроздовой, сманил
к себе девицу, дочь, "нечестным порядком", и что жаловаться на него будут в
Петербург, а что жена зарезана, то это видно для того, чтоб на Дроздовой ему
жениться. Скворечники были не более как в двух с половиною верстах, и помню,
мне подумалось: не дать ли туда знать? Впрочем я не заметил, чтоб особенно
кто-нибудь поджигал толпу, не хочу грешить, хотя и мелькнули предо мной
две-три рожи из "буфетных", очутившиеся к утру на пожаре и которых я тотчас
узнал. Но особенно припоминаю одного худощавого, высокого парня, из мещан,
испитого, курчавого, точно сажей вымазанного, слесаря, как узнал я после. Он
был не пьян, но, в противоположность мрачно стоявшей толпе, был как бы вне
себя. Он всЈ обращался к народу, хотя и не помню слов его. ВсЈ, что он
говорил связного, было не длиннее как: "Братцы, что ж это? Да неужто так и
будет?" и при этом размахивал руками.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ.
Законченный роман.
I.
Из большой залы в Скворешниках (той самой, в которой состоялось
последнее свидание Варвары Петровны и Степана Трофимовича) пожар был как на
ладони. На рассвете, часу в шестом утра, у крайнего окна справа, стояла Лиза
и пристально глядела на потухавшее зарево. Она была одна в комнате. Платье
было на ней вчерашнее, праздничное, в котором она явилась на чтении -
светло-зеленое, пышное, всЈ в кружевах, но уже измятое, надетое наскоро и
небрежно. Заметив вдруг неплотно застегнутую грудь, она покраснела,
торопливо оправила платье, схватила с кресел еще вчера брошенный ею при
входе красный платок и накинула на шею. Пышные волосы в разбившихся локонах
выбились из-под платка на правое плечо. Лицо ее было усталое, озабоченное,
но глаза горели из-под нахмуренных бровей. Она вновь подошла к окну и
прислонилась горячим лбом к холодному стеклу. Отворилась дверь, и вошел
Николай Всеволодович. |