- Но? - спросил Петр Степанович.
- Что но?
- Вы сказали но... и я жду.
- Я, кажется, не сказал но... Я только хотел сказать, что если
решаются, то...
- То?
Виргинский замолчал.
- Я думаю, можно пренебрегать собственною безопасностью жизни, -
отворил вдруг рот Эркель, - но если может пострадать общее дело, то я думаю
нельзя сметь пренебрегать собственною безопасностью жизни...
Он сбился и покраснел. Как ни были все заняты каждый своим, но все
посматривали на него с удивлением, до такой степени было неожиданно, что он
тоже мог заговорить.
- Я за общее дело, - произнес вдруг Виргинский.
Все поднялись с мест. Порешено было завтра в полдень еще раз сообщиться
вестями, хотя и не сходясь всем вместе, и уже окончательно условиться.
Объявлено было место, где зарыта типография, розданы роли и обязанности.
Липутин и Петр Степанович немедленно отправились вместе к Кириллову.
II.
В то, что Шатов донесет, наши все поверили; но в то, что Петр
Степанович играет ими как пешками - тоже верили. А затем все знали, что
завтра всЈ-таки явятся в комплекте на место, и судьба Шатова решена.
Чувствовали, что вдруг как мухи попали в паутину к огромному пауку; злились,
но тряслись от страху.
Петр Степанович несомненно был виноват пред ними: всЈ бы могло обойтись
гораздо согласнее и легче, если б он позаботился хоть на капельку скрасить
действительность. Вместо того, чтобы представить факт в приличном свете,
чем-нибудь римско-гражданским, или в роде того, он только выставил грубый
страх и угрозу собственной шкуре, что было уже просто невежливо. Конечно, во
всем борьба за существование, и другого принципа нет, это всем известно, но
ведь всЈ-таки...
Но Петру Степановичу некогда было шевелить римлян; он сам был выбит из
рельсов. Бегство Ставрогина ошеломило и придавило его. Он солгал, что
Ставрогин виделся с вице-губернатором; то-то и есть, что тот уехал, не
видавшись ни с кем, даже с матерью, - и уж действительно было странно, что
его даже не беспокоили. (Впоследствии начальство принуждено было дать на это
особый ответ.) Петр Степанович разузнавал целый день, но покамест ничего не
узнал, и никогда он так не тревожился. Да и мог ли, мог ли он так, разом,
отказаться от Ставрогина! Вот почему он и не мог быть слишком нежным с
нашими. К тому же они ему руки связывали: у него уже решено было немедленно
скакать за Ставрогиным; а между тем задерживал Шатов, надо было окончательно
скрепить пятерку, на всякий случай. "Не бросать же ее даром, пожалуй и
пригодится". Так, я полагаю, он рассуждал.
А что до Шатова, то он совершенно был уверен, что тот донесет. Он всЈ
налгал, что говорил нашим о доносе: никогда он не видал этого доноса и не
слыхал о нем, но был уверен в нем как дважды два. |