Очень уважал Nicolas. Вы
понимаете, всЈ дело зависит от Лизы, но я ее в превосходных отношениях к
Nicolas оставила, я он сам обещался мне непременно приехать к нам в ноябре.
Стало быть интригует тут одна Лембке, а Прасковья только слепая женщина.
Вдруг говорит мне, что все мои подозрения - фантазия; я в глаза ей отвечаю,
что она дура. Я на страшном суде готова подтвердить! И если бы не просьбы
Nicolas, чтоб я оставила до времени, то я бы не уехала оттуда, не обнаружив
эту фальшивую женщину. Она у графа К. чрез Nicolas заискивала, она сына с
матерью хотела разделить. Но Лиза на нашей стороне, а с Прасковьей я
сговорилась. Вы знаете, ей Кармазинов родственник?
- Как? Родственник мадам фон-Лембке?
- Ну да, ей. Дальний.
- Кармазинов, нувеллист?
- Ну да, писатель, чего вы удивляетесь? Конечно, он сам себя почитает
великим. Надутая тварь! Она с ним вместе приедет, а теперь там с ним
носится. Она намерена что-то завести здесь, литературные собрания какие-то.
Он на месяц приедет, последнее имение продавать здесь хочет. Я чуть было не
встретилась с ним в Швейцарии и очень того не желала. Впрочем надеюсь, что
меня-то он удостоит узнать. В старину ко мне письма писал, в доме бывал. Я
бы желала, чтобы вы получше одевались, Степан Трофимович; вы с каждым днем
становитесь так неряшливы... О, как вы меня мучаете! Что вы теперь читаете?
- Я... я...
- Понимаю. Попрежнему приятели, попрежнему попойки, клуб и карты, и
репутация атеиста. Мне эта репутация не нравится, Степан Трофимович. Я бы не
желала, чтобы вас называли атеистом, особенно теперь не желала бы. Я и
прежде не желала, потому что ведь всЈ это одна только пустая болтовня. Надо
же наконец сказать.
- Mais, ma chère...
- Слушайте, Степан Трофимович, во всем ученом я конечно пред вами
невежда, но я ехала сюда и много о вас думала. Я пришла к одному убеждению.
- К какому же?
- К такому, что не мы одни с вами умнее всех на свете, а есть и умнее
нас.
- И остроумно, и метко. Есть умнее, значит, есть и правее нас, стало
быть и мы можем ошибаться, не так ли? Mais, ma bonne amie, положим, я
ошибусь, но ведь имею же я мое всечеловеческое, всегдашнее, верховное право
свободной совести? Имею же я право не быть ханжей и изувером, если того
хочу, а за это естественно буду разными господами ненавидим до скончания
века. Et puis, comme on trouve toujours plus de moines que de raison, и так
как я совершенно с этим согласен...
- Как, как вы сказали?
- Я сказал: on trouve toujours plus de moines que de raison , и так как
я с этим...
- Это верно не ваше; вы верно откудова-нибудь взяли?
- Это Паскаль сказал.
- Так я и думала... что не вы! Почему вы сами никогда так не скажете,
так коротко и метко, а всегда так длинно тянете? Это гораздо лучше, чем
давеча про административный восторг. |