|
Зато к Шатову она стала с этой минуты еще требовательнее, еще беспощаднее. Дошло наконец до того, что запретила ему не только смотреть на себя, но и стоять к себе лицом. Мучения становились сильнее. Проклятия, даже брань становились всЈ неистовее. - Э, да мы его вышлем, - отрезала Арина Прохоровна, - на нем лица нет, он только вас пугает; побледнел как мертвец! Вам-то чего, скажите пожалуста, смешной чудак? Вот комедия! Шатов не отвечал; он решился ничего не отвечать. - Видала я глупых отцов в таких случаях, тоже с ума сходят. Но ведь те по крайней мере... - Перестаньте или бросьте меня, чтоб я околела! Чтобы ни слова не говорили! Не хочу, не хочу! - раскричалась Marie. - Ни слова не говорить нельзя, если вы сами не лишились рассудка; так я и понимаю об вас в этом положении, По крайней мере надо о деле: скажите, заготовлено у вас что-нибудь? Отвечайте вы, Шатов, ей не до того. - Скажите, что именно надобно? - Значит, ничего не заготовлено. Она высчитала всЈ необходимое нужное, и надо отдать ей справедливость, ограничилась самым крайне-необходимым, до нищенства. Кое-что нашлось у Шатова. Marie вынула ключ и протянула ему, чтоб он поискал в ее саквояже. Так как у него дрожали руки, то он и прокопался несколько дольше, чем следовало, отпирая незнакомый замок. Marie вышла из себя, но когда подскочила Арина Прохоровна, чтоб отнять у него ключ, то ни за что не позволила ей заглянуть в свой сак и с блажным криком и плачем настояла, чтобы сак отпирал один Шатов. За иными вещами приходилось сбегать к Кириллову. Чуть только Шатов повернулся идти, она тотчас стала неистово звать его назад и успокоилась лишь тогда, когда опрометью воротившийся с лестницы Шатов разъяснил ей, что уходит лишь на минуту, за самым необходимым, и тотчас опять воротится. - Ну, на вас трудно, барыня, угодить, - рассмеялась Арина Прохоровна: - то стой лицом к стене и не смей на вас посмотреть, то не смей даже и на минутку отлучиться, заплачете. Ведь он этак что-нибудь пожалуй подумает. Ну, ну, не блажите, не кукситесь, я ведь смеюсь. - Он не смеет ничего подумать. - Та-та-та, если бы не был в вас влюблен как баран, не бегал бы по улицам высуня язык и не поднял бы по городу всех собак. Он у меня раму выбил. V. Шатов застал Кириллова, всЈ еще ходившего из угла в угол по комнате, до того рассеянным, что тот даже забыл о приезде жены, слушал и не понимал. - Ах да, - вспомнил он вдруг, как бы отрываясь с усилием и только на миг от какой-то увлекавшей его идеи, - да... старуха... Жена или старуха? Постойте: и жена и старуха, так? Помню; ходил; старуха придет, только не сейчас. Берите подушку. Еще что? Да... Постойте, бывают с вами, Шатов, - минуты вечной гармония? - Знаете, Кириллов, вам нельзя больше не спать по ночам. |
