|
И заметьте, заметьте себе, среди такой ночи! - Пятнадцать рублей требую, баранья голова! - Но я, может, вовсе не хочу брать назад револьвер. Вы не имеете права. Вы купили вещь - и всЈ кончено, и не имеете права. Я такую сумму ночью ни за что не могу. Где я достану такую сумму? - У тебя всегда деньги есть; я тебе сбавил десять рублей, но ты известный жиденок. - Приходите послезавтра, - слышите, послезавтра утром, ровно в двенадцать часов, и я всЈ отдам, всЈ, не правда ли? Шатов в третий раз неистово застучал в раму: - Давай десять рублей, а завтра чем свет утром пять. - Нет, послезавтра утром пять, а завтра ей-богу не будет. Лучше и не приходите, лучше не приходите. - Давай десять; о, подлец! - За что же вы так ругаетесь? Подождите, надобно засветить; вы вот стекло выбили... Кто по ночам так ругается? Вот! - протянул он из окна бумажку. Шатов схватил - бумажка была пятирублевая. - Ей-богу не могу, хоть зарежьте, не могу, послезавтра всЈ могу, а теперь ничего не могу. - Не уйду! - заревел Шатов. - Ну вот берите, вот еще, видите еще, а больше не дам. Ну хоть орите во всЈ горло, не дам, ну хоть что бы там ни было, не дам; не дам, и не дам! Он был в исступлении, в отчаянии, в поту. Две кредитки, которые он еще выдал, были рублевые. Всего скопилось у Шатова семь рублей. - Ну чорт с тобой, завтра приду. Изобью тебя, Лямшин, если не приготовишь восьми рублей. "А дома-то меня не будет, дурак!" быстро подумал про себя Лямшин. - Стойте, стойте! - неистово закричал он вслед Шатову, который уже побежал. - Стойте, воротитесь. Скажите пожалуста, это правду вы сказали, что к вам воротилась жена? - Дурак! - плюнул Шатов и побежал что было мочи домой. IV. Замечу, что Арина Прохоровна ничего не знала о вчерашних намерениях, принятых в заседании. Виргинский, возвратясь домой, пораженный и ослабевший, не осмелился сообщить ей принятое решение; но всЈ-таки не утерпел и открыл половину, - то-есть всЈ известие, сообщенное Верховенским о непременном намерении Шатова донести; но тут же заявил, что несовсем доверяет известию. Арина Прохоровна испугалась ужасно. Вот почему, когда прибежал за нею Шатов, она, несмотря на то, что была утомлена, промаявшись с одною родильницей всю прошлую ночь, немедленно решилась пойти. Она всегда была уверена, что "такая дрянь, как Шатов, способен на гражданскую подлость"; но прибытие Марьи Игнатьевны подводило дело под новую точку зрения. Испуг Шатова, отчаянный тон его просьб, мольбы о помощи обозначали переворот в чувствах предателя: человек, решившийся даже предать себя, чтобы только погубить других - кажется, имел бы другой вид и тон, чем представлялось в действительности. Одним словом, Арина Прохоровна решилась рассмотреть всЈ сама своими глазами. |
