|
Ничего не может быть вероятнее такой комбинации. Во-первых, он враждовал с Шатовым; они жили вместе в Америке, стало быть имели время поссориться. Известно, что Шатов изменил убеждения; значит, у них вражда из-за убеждений и боязни доноса, - то-есть самая непрощающая. ВсЈ это так и будет написано. Наконец упомянется, что у него, в доме Филиппова, квартировал Федька. Таким образом, всЈ это совершенно отдалит от вас всякое подозрение, потому что собьет все эти бараньи головы с толку. Завтра, господа, мы уже не увидимся; я на самый короткий срок отлучусь в уезд. Но послезавтра вы получите мои сообщения. Я бы советовал вам собственно завтрашний день просидеть по домам. Теперь мы отправимся все по двое разными дорогами. Вас, Толкаченко, я прошу заняться Лямшиным и отвести его домой. Вы можете на него подействовать и главное растолковать, до какой степени он первый себе повредит своим малодушием. В вашем родственнике, Шигалеве, господин Виргинский, я, равно как и в вас, не хочу сомневаться: он не донесет. Остается сожалеть о его поступке; но однако он еще не заявил, что оставляет общество, а потому хоронить его еще рано. Ну - скорее же, господа; там хоть и бараньи головы, но осторожность всЈ-таки не мешает... Виргинский отправился с Эркелем. Эркель, сдавая Лямшина Толкаченке, успел подвести его к Петру Степановичу и заявить, что тот опомнился, раскаивается и просит прощения и даже не помнит, что с ним такое было. Петр Степанович отправился один, взяв обходом по ту сторону прудов мимо парка. Эта дорога была самая длинная. К его удивлению, чуть не на половине пути нагнал его Липутин. - Петр Степанович, а ведь Лямшин донесет! - Нет, он опомнится и догадается, что первый пойдет в Сибирь, если донесет. Теперь никто не донесет. И вы не донесете. - А вы? - Без сомнения, упрячу вас всех, только что шевельнетесь, чтоб изменить, и вы это знаете. Но вы не измените. Это вы за этим-то бежали за мной две версты? - Петр Степанович, Петр Степанович, ведь мы, может, никогда не увидимся! - Это с чего вы взяли? - Скажите мне только одно. - Ну что? Я впрочем желаю, чтоб вы убирались. - Один ответ, но чтобы верный: одна ли мы пятерка на свете, или правда, что есть несколько сотен пятерок? Я в высшем смысле спрашиваю, Петр Степанович. - Вижу по вашему исступлению. А знаете ли, что вы опаснее Лямшина, Липутин? - Знаю, знаю, но - ответ, ваш ответ! - Глупый вы человек! Ведь уж теперь-то, кажется, вам всЈ бы равно - одна пятерка или тысяча. - Значит, одна! Так я и знал! - вскричал Липутин. - Я всЈ время знал, что одна, до самых этих пор... И не дождавшись другого ответа, он повернул и быстро исчез в темноте. Петр Степанович немного задумался. - Нет, никто не донесет, - проговорил он решительно, - но - кучка должна остаться кучкой и слушаться, или я их. |
