Но я сама буду тут. А коли умру, пенсион ваш не прекратится до самой его
смерти, слышишь до его только смерти, потому что это его пенсион, а не твой.
А тебе, кроме теперешних семи тысяч, которые у тебя останутся в целости,
если не будешь сама глупа, еще восемь тысяч в завещании оставлю. И больше
тебе от меня ничего не будет, надо чтобы ты знала. Ну, согласна что ли?
Скажешь ли наконец что-нибудь?
- Я уже сказала, Варвара Петровна.
- Вспомни, что твоя полная воля, как захочешь, так и будет.
- Только позвольте, Варвара Петровна, разве Степан Трофимыч вам уже
говорил что-нибудь?
- Нет, он ничего не говорил и не знает, но... он сейчас заговорит!
Она мигом вскочила и набросила на себя свою черную шаль. Даша опять
немного покраснела и вопросительным взглядом следила за нею. Варвара
Петровна вдруг обернулась к ней с пылающим от гнева лицом:
- Дура ты! - накинулась она на нее, как ястреб, - дура неблагодарная!
Что у тебя на уме? Неужто ты думаешь, что я скомпрометирую тебя хоть
чем-нибудь, хоть на столько вот! Да он сам на коленках будет ползать
просить, он должен от счастья умереть, вот так это будет устроено! Ты ведь
знаешь же, что я тебя в обиду не дам! Или ты думаешь, что он тебя за эти
восемь тысяч возьмет, а я бегу теперь тебя продавать? Дура, дура, все вы
дуры неблагодарные! Подай зонтик!
И она полетела пешком, по мокрым кирпичным тротуарам и по деревянным
мосткам к Степану Трофимовичу.
VII.
Это правда, что "Дарью" она не дала бы в обиду; напротив, теперь-то и
считала себя ее благодетельницей. Самое благородное и безупречное
негодование загорелось в душе ее, когда, надевая шаль, она поймала на себе
смущенный и недоверчивый взгляд своей воспитанницы. Она искренно любила ее с
самого ее детства, Прасковья Ивановна справедливо назвала Дарью Павловну ее
фавориткой. Давно уже Варвара Петровна решила раз навсегда, что "Дарьин
характер не похож на братнин" (то-есть на характер брата ее, Ивана Шатова),
что юна тиха и кротка, способна к большому самопожертвованию, отличается
преданностию, необыкновенною скромностию, редкою рассудительностию и главное
благодарностию. До сих пор, повидимому, Даша оправдывала все ее ожидания. "В
этой жизни не будет ошибок", - сказала Варвара Петровна, когда девочке было
еще двенадцать лет, и так как она имела свойство привязываться упрямо и
страстно к каждой пленившей ее мечте, к каждому своему новому
предначертанию, к каждой мысли своей, показавшейся ей светлою, то тотчас же
и решила воспитывать Дашу как родную дочь. Она немедленно отложила ей
капитал и пригласила в дом гувернантку, мисс Кригс, которая и прожила у них
до шестнадцатилетнего возраста воспитанницы, но ей вдруг, почему-то, было
отказано. Ходили учителя из гимназии, между ними один настоящий француз,
который и обучил Дашу по-французски. |