— Нет, нет, граф, это явилось бы позором для нас. Заключить невыгодный мир с почти поверженным противником!

   — Ваше величество, царь далеко не повержен. Напротив, он усиливается.

   — Если б усиливался, мира б не просил. А я, разбив его армию, отберу не только всю Прибалтику, но заставлю оплатить мне все расходы по войне. Это не менее тридцати миллионов золотых ефимков, граф.

«Господи, — подумал в отчаянье Пипер. — Откуда в нём столько самоуверенности? Неужели он настолько ослеплён своей славой, что не видит надвигающейся катастрофы?»

   — Ваше величество, я как первый министр обязан сказать вам, что условия, предлагаемые царём, очень выгодны для нас. Не надо отвергать его предложение...

   — Нет, нет, Пипер, я уже всё обдумал. Только драка. А в ней мы покажем себя.

   — Я очень сожалею, ваше величество, — поклонился Пипер. — Позвольте мне удалиться?

   — Но вы же не ответили, Пипер, на мой вопрос, звать ли мне Лещинского?

   — Зовите, — сухо ответил граф, подумав: «Дозовётся ли?»

   — Вот и всё, Пипер. Ступайте. А письмо я напишу с Густавом.

Заслышав своё имя, камергер Адлерфельд оторвался от тетради, в которую аккуратно заносил деяния и разговоры своего непобедимого кумира.

   — Я к вашим услугам, ваше величество.

И Карл не случайно для написания письма Лещинскому выбрал именно камергера, он знал, что текст письма уйдёт не только в Польшу Лещинскому, но и останется в записях летописца его деяний Адаерфельда как письменный памятник — грядущим поколениям в назидание и пример.

   — Пиши, Густав, — кивнул король, когда увидел, что камергер обмакнул перо и замер над листом чистой бумаги. — «Дорогой друг, мы с нетерпением ждём вашего прихода, чтобы вместе разделить плоды победы. Я и вся моя армия — мы в очень хорошем состоянии. Враг был разбит, отброшен и обращён в бегство при всех столкновениях, которые у нас были с ним. Запорожская армия, следуя примеру генерала Мазепы, только что к нам присоединилась. Она подтвердила торжественной присягой, что не переменит своего решения, пока не спасёт свою страну от царя...»

Король помедлил, наблюдая за пером камергера, быстро скользившим по бумаге, подумал: «Позвать ещё раз? Но это может отпугнуть его. Достаточно, что я вначале позвал его делить «плоды победы». Надо написать, где я сейчас, и достаточно».

   — Написал, Густав?

   — Да, ваше величество, можете диктовать дальше.

   — Пиши. «Положение дел привело к тому, что мы расположились на стоянке здесь, в окрестностях Полтавы, и я надеюсь, что последствия этого будут удачны». Всё. Дай подпишу.

Король подписал письмо, не читая. Адлерфельд с благоговением взял письмо и, приложив его к груди, сказал:

   — Ваше величество, я написал в вашу честь оду. Может быть, её стоило приложить к этому письму, чтоб о вас могла узнать вся Европа?

   — Оду? — удивился Карл. — Ну что ж, прочти её мне.

   — Сейчас, — камергер бросился к своей тетради, развернул её на нужном месте, встал в торжественную позу, прокашлялся. — Эта ода, ваше величество, написана как бы от имени реки. Понимаете? Как бы украинская река Днепр славит вас и зовёт к победе.

   — Ну что ж, давай, — согласился Карл. — Я слушаю.

Адлерфельд начал читать с некоторым подвывом:

Закончив чтение, побледневший от волнения камергер опустил смущённо очи долу.